— Как «ну, и что»? Если вы молоды, энергичны и предприимчивы, мы заполним на вас анкету, введем в компьютер…
— Это уже биржа труда сделала…
— Мы будем присылать дополнительные рекламные материалы, совершенно бесплатно. Но сначала надо анкету…
Собеседник был не в меру назойлив. В другой раз Николас проявил бы терпение, но сегодня утром его уже доставала тетка на бирже труда.
— Ты пургу не гони. Опять герболайф распространять или сперму в банк сдавать?
— И это возможно…
Собеседник был явно раздражен, но держал себя в руках, виду не показывал. Видимо, дорожил своим рабочим местом.
— Для спермы у меня уже банка есть, а герболайфом свою бабку подкармливай. Дольше проживет, если сразу не окочурится.
Наезда на бабку телефон не выдержал, раздались короткие гудки.
«Ну что ж, номер отбыли, теперь можно и за дело. К кому сегодня вечером подвалить? Татьяна в отъезде, Рита в больнице дежурит, а вот Галя… Самое то». Рука потянулась к трубке.
На следующей неделе Генрих при каждом удобном случае звонил на студию. Что интересно, попадал на Сашу или на Марину, но особенно ему нравилось, когда трубку поднимала она. Всегда находилась тема для приятного разговора. Теплее и радостнее становилось на душе.
Эмма же, как только выпроваживала мужчин из дома, скорей набирала номер Шарлотты. Пожалуй, за всю жизнь она не слышала столько комплиментов, добрых пожеланий, теплых слов.
Минуло две недели. Пришел очередной счет за телефон. Вместо привычных тридцати евро там стояло: «тысяча семьсот». Первая мысль: «Наверное, напутали в связи с переходом на новую валюту!»
Бросились в Телеком. Там быстро отрезвили.
— У нас все правильно. Внимательно посмотрите, кому и сколько звонили.
Привлекли Руди. Тот разобрался, расставил все по местам:
— Вот звонок на киностудию. Сорок минут, семьдесят евро. Вот еще один номер. Восемьдесят евро.
— Да что же это такое! — заорал Генрих. — Я же не в Америку звонил!
— Дурила! В Америку, если через фирму, пожалуй, раз в сто дешевле. Говорил, что всем правит информация? Поэтому для начала научись читать объявления. Видишь, в конце, мелкими буковками, три цента — одна секунда. А не минута! Может, не три цента, а три сорок девять. Так округлили. Вполне по правилам. Ты, наверно, не знаешь новой берлинской поговорки: с миру по нитке — шустрому рубашка. С каждого по центу — нам европад!
— Это мошенничество!