Название книги отсылает к чеширскому коту «Алисы в стране чудес». Его исчезающая улыбка – это не эвфемизм необычайно мягкого «яростно-добродушного», «отечески-увещевательного» (Б.М. Истрин) антииудаизма русских текстов, но опровержение укоренившейся историографической традиции, согласно которой евреи играли активную роль в русской истории задолго до того, как в конце XVIII в. они стали неотъемлемой частью российского общества. Это теологический антисемитизм без евреев, антииудейская полемика без реального иудаизма, в результате – неполемическая полемика, адресованная не к иудеям, но к христианам, занимающаяся не опровержением иноверческих догматов, но апологией собственных истин.

Поставленные Пересветовым задачи многогранны. С одной стороны, его исследование – это своего рода справочник по почти всем известным в средневековой Руси текстам adversus Iudaeos. Исследователь дает датировку, определяет локализацию и пытается понять прагматику того или иного источника. Автор привлекает более 100 текстов; их выбор в основном обуславливается названием, в котором указывается, что они обращены к евреям: «иже на июдея», «на жиды», «немже на июдея» (Vol. 1. Р. 21). Это сочинения различной жанровой направленности: трактаты по мировой истории, комментарии к библейским текстам (Vol. 1. Р. 35–64), проповеднические (Vol. 1. Р. 65–112) и полемические (Vol. 1. Р. 113–198) произведения, полемические сочинения, послания и даже поэтические сборники (Vol. 1. Р. 199–225). Более 90 % всех антиеврейских текстов являлись переводными. Абсолютное большинство этих переводов было выполнено с греческого языка. Переводы выполнялись как на Руси, так и в болгарских и сербских книжных центрах (Vol. 1. Р. 11). Послание Феодора жидовина Ό крещении и православной вере» (Vol. 1. Р. 209–212) и сочинение карельского монаха Саввы «Слово на жидов и еретики» являются единственными оригинальными восточнославянскими антииудейскими памятниками (Vol. 1. P. 212)[817].

Обращение к источникам не всегда сопровождается текстологическим анализом, но часто ограничивается лишь указанием локализации и датировки. По всей видимости, автор знакомился со своими источниками не de visu, а из их археографических описаний и научной литературы.

А. Пересветов анализирует образ и место евреев в сочинениях отцов церкви, византийских авторов и полемистов. Б каждом московском и литовском монастыре имелись антиеврейские сборники или сборники, в которые были включены антиеврейские пассажи, в которых евреев высмеивали и позиционировали как поносящих основные христианские истины – Боговоплощение, непорочную природу Христа, его мессианство, догмат Троицы (Vol. 1. Р. 229). По указанию исследователя, иудеи в большинстве православных текстов adversus Iudaeos вписаны в традиционные христианские концепции translatio imperii и Heilsgeschichte, это антипримеры для истинных христиан. Их образы часто подчеркнуто агрессивны, однако случаи чрезмерной агрессивности встречаются не так часто. А. Пересветов специально отмечает известную в сербском варианте проповедь Леонтия Константинопольского о Пятидесятнице («в кыи бо праздник июдеискый не быс мятеж в кое же тех тръжество не быс оубийство как бо тех пасха не ископа праведником кровь, иже выноу не престають праведныих проливающе крвии; пребезаконнии июдее подбнии леопардом зверие») и замечает, что такой образ еврея в древнерусской литературе крайне редок (Vol. 1. Р. 69–70). Крайне редко «иудеи» переносятся из ветхозаветного и новозаветного миров или из теологического пространства идей и символов во вполне реальный постбиблейский мир.

По мнению Пересветова, ситуация резко меняется в конце XV – начале XVI в. Б это время появляется большое количество новых или ранее имевших лишь скромное распространение антиеврейских текстов – «Житие Якова Жидовина», «Житие Грегентия», «Стязание бывшее в Иерусалиме при архиепископе Софронии», окончание составления «Палеи» и «Полной хронографической Палеи», «Житие Константина Философа» (Vol. 1. Р. 339). Именно в этот период появляются переводы антиеврейских проповедей и сочинений Иоанна Златоуста («Маргарит»), переводится антииудейский трактат Николая де Лиры. Наравне с этим, по словам А. Пересветова, происходит новое использование старых традиционных сочинений. Савва использует «Слово о законе и благодати» Илариона и Толковую Палею в своем «Послании на жидов и еретики» (1488); анонимный создатель комментированного «Слова о законе и благодати» (1480–1510) использует как произведение Илариона, так и «Речи святых пророков»; появляется антииудейский сборник Белозерского монастыря. Таким образом, прежде спокойное отношение к евреям меняется и сообщения иностранцев (П. Иовий), посещавших Московское государство в XVI в. об особой ненависти православных к иудеям, имеют под собой все основания (Vol. 1. Р. 244). Причинами подобной трансформации названы борьба против московско-новгородской ереси, а также благодаря второму южнославянскому влиянию появление в монастырских библиотеках новых переводных текстов.

Одновременно А. Пересветов далек от того, чтобы отделять каким-то образом отношение древнерусских книжников к евреям от представлений других христианских культур[818]. По мнению автора, «антииудейские сочинения были частью работ, отображающих и, возможно, пропагандирующих укорененное отвращение к иудаизму в традиционной средневековой культуре». Б этом отношении восточнославянская антииудейская литература была типичной. По словам Пересветова, его исследование знакомит читателя с «антиеврейской тематикой, неуникальной и общей для многих христианских культур, в ее русском воплощении, важной, но для научной литературы по этому предмету легко забытой»[819].

Следует отметить, что вне рамок анализа остался целый ряд источников. Так, автором не привлекаются законодательные и канонические тексты из уставов и кормчих, церковные богослужебные книги (триодионы, тропари, стихиры, служебные минеи) и, наконец, Толковая Палея, цикл комментариев к ветхозаветным книгам с весьма частыми антиеврейскими выпадами (Vol. 1. Р. 31). Вне рамок внимания остались также те тексты, которые были направлены против еретиков и «жидовствующих»[820]. Подобное отношение к прагматике средневековых текстов нельзя признать убедительным.

Из поля исследований также исключаются источники Литовской Руси. По мнению Пересветова, поскольку на территории Великого княжества Литовского уже с XIV в. существовали еврейские общины, то присутствие евреев могло изменить их образ в восточнославянской литературе (проповедь Саввы на Пятидесятницу, «Послание на жидов» митрополита Саввы)[821]. С другой стороны, ссылаясь на список Добрянского, исследователь отмечает, что в Литве не было создано новых антиеврейских текстов, которые не были бы неизвестны монастырским собраниям Московского княжества. Ситуация меняется в конце XV – начале XVI в., однако такое же изменение мы наблюдаем и в Московской Руси[822].

Некоторые замечания, приведенные в адрес шведского слависта, в частности по поводу его анализа «Пророчества Соломона», Е.Г. Бодолазкиным[823] не умоляют ценности исследования шведского ученого. Несомненной заслугой монографии стало знакомство с богатой научной литературой по предмету исследования. Центральным в этом отношении является опровержение мнения ряда русских, европейских и еврейских историков о влиянии евреев на создание некоторых антиеврейских текстов, бытовавших в Киевской и Московской Руси. По глубокому убеждению А. Пересветова, ни один из антиеврейских текстов, созданных в Киевской и Московской Руси, не использовался в качестве средства в конфронтации с приверженцами иудаизма, как, впрочем, и с христианскими сектантами. Появление антиеврейских тестов не было обусловлено существованием реальных евреев. Таким образом, бытовавшие в Московской Руси тексты adversus Iudaeos не являются отражением еврейско-христианской полемики. Для подтверждения своего положения, следующего мнениям Н. Жданова, С. Лурье и др., А. Пересветов детально разбирает «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона и «Житие Константина» (Vol. 1. Р. 247–251). Эта тема находит свое пространное продолжение во втором томе монографии. Рассказ о выборе веры князем Владимиром Vol. 2. Р. 86–89), история Никиты Затворника (Vol. 2. Р. 89–97), ночные проповеди Феодосия Печерского (Vol. 2. Р. 97–102), «Житие Евстратия» из Киево-печерского патерика (Vol. 2. Р. 46–49) и др. – все это имеет под собой лишь литературные топосы и традиции, но не исторические реалии. Хотя в Киеве до монгольского нашествия существовала еврейская община, тем не менее в христианских источниках она не нашла какого-либо отражения. С другой стороны, как отмечает Е. Бодолазкин[824], отрицая какую-либо полемичность антиеврейских источников, Пересветов не всегда следует разделяемой в том числе и им самим (Vol. 1. Р. 6) идею о том, что события на Ближнем Востоке или в Северной Африке, которые описываются в ряде переводных византийских текстов adversus Iudaeos, могли оцениваться московскими книжниками в реальном, настоящем времени.

Вместе с тем с XV в. в Московскую Русь проникают единичные евреи – купцы и врачи. В этом смысле показательно к ним отношение светских и духовных властей. Если Иван III, привлекая евреев на свой двор, действовал в русле традиции польских королей и литовских князей, заинтересованных в их экономической деятельности, то православная церковь (митрополит Савва, епископ Геннадий) по аналогии с католическим духовенством выступила против поддержания каких-либо контактов с иудеями (Vol. 2. Р. 27, 29).

Имевшие место контакты между евреями и христианами в Литовской Руси в XV в. и отразившиеся в ряде памятников эпохи выносятся исследователем за рамки монографии, так как относятся к другому культурному ареалу (Vol. 1. Р. 104). По этой причине А. Пересветов не рассматривает ересь «жидовствующих» и переводы тех текстов, которые были сделаны с древнееврейского языка. К другому культурному ареалу (южнославянским землям) также относятся тексты, в которых некоторые исследователи (НА. Мещерский) видят отражение якобы имевшего место знакомства с еврейским языком («замаринный» из «Жития Феодосия», «машиак» из антиеврейского сборника начала XIII в., еврейская датировка из Сийского евангелия XIV в.) (Vol. 2. Р. 67–70). Категорическое отрицание подобных связей опирается на работы М. Таубе и Х.Г. Лунта.

Таким образом, А. Пересветов последовательно вычленяет Литовскую Русь из культурного ареала Московской Руси. С другой стороны, он не может отрицать, что в восточнославянском ареале бытовали те же самые тексты.

Монография А. Пересветова – ценное исследование по истории бытования антиеврейской литературы и еврейско-христианских контактов в Восточной Европе в Средние века. В ней не только были собраны все известные антиеврейские тексты, но также и проанализирована научная литература по рассматриваемой теме. Работа шведского слависта не только увеличила степень изученности ранних еврейско-христианских контактов на Руси, но и указала на ряд тем, которые требуют пересмотра и дальнейшего изучения.