Реакция «бей или беги» в критические моменты срабатывает гораздо быстрее логики. Поэтому я поступил абсолютно иррационально для человека, который только что собирался покончить с собой: заорал, выскочил из ванны и вылетел в коридор, чудом не разрушив систему самоутилизации.

Оказавшись в прихожей, я так хлопнул дверью, что с нее слетела табличка «Внимание, токсично! Вход строго в химзащите!», оставленная для тех, кому не повезет убираться в моей ванной. Я сделал несколько глубоких вздохов и произнес:

– Это просто игра сознания, Финард… Там никого нет.

Выждав минуту, я приоткрыл дверь и глянул на потолок – и правда, никого.

Меня пробрало смехом от собственной глупости.

Пару минут я хохотал до слез, это было больше похоже на истерику.

Но тут заскрипели ступени на лестнице, заставив меня замолкнуть. Кто-то спускался со второго этажа.

«Нет, хватит с меня, хватит! Я должен покончить с этим немедленно! Я не позволю деменции забрать мой рассудок!»

Я рванул обратно в ванную, совсем забыв, что не успел перенастроить таймер. Вибрация часов на тумбе застала меня врасплох. Я уже не должен был услышать этот сигнал. Он планировался как посмертный и означал запуск системы растворения.

Комната наполнилась едким токсичным паром. Я вылетел обратно в коридор, неистово кашляя и плача навзрыд. В ближайшее время зайти в ванную будет невозможно. Пока не сработает нейтрализатор и вытяжка не проветрит весь тот ужас, что я натворил. Хорошо хоть дверь прилегала герметично, папа не зря по всему дому поставил такие. Мало ли, какая утечка могла случиться в лаборатории.

Глаза так сильно слезились, что я почти ничего не видел. Но на лестнице определенно стоял человек. Он был высокий и весь в черном.

– Финард! – позвал он меня искаженным голосом. – Финард, что с вами? Все в порядке?

– Прочь! – слабо отмахнулся я. – Вон из моей головы! Вон!

Я попятился к входной двери, споткнулся и упал. В сознании все плыло – все-таки надышался.

Надо мной стеклянное небо и длинное солнце. По небу скользят прямоугольные облака. Некоторые темные, как тучи. Другие – тонкие и белые. Одни с синими завихрениями внутри, другие чистые. Они становятся ярче, когда разделяются, и тускнеют, находя друг на друга. Облачные тени бегают по моим рукам и ногам. По штативу, похожему на дырявый сыр. По пробиркам с кислотами и щелочами внутри него. По разноцветной шкале водородного показателя. По лесенке из лакмусовых бумажек, каждую из которых нужно сначала окунуть в раствор, чтобы получить цвет, а потом положить сохнуть на салфетку.

У меня десять желтых полосок и столько же пробирок. Я не знаю, где кислота, а где щелочь. Это всегда сюрприз. Но мне любопытней другое: каким станет лакмус, если его лизнуть? Я низко опускаю голову, чтобы проверить, и быстро вынимаю бумажку изо рта. Зеленый! Значит, у слюны среда нейтральная. Интересно, если я пожую лимон, а потом насыплю в рот соду, она зашипит, как начинка взрывной конфеты?

Прямоугольники наверху раздвигаются. Свет проходит сквозь стеклянное небо, выдавая меня с головой, руками и ногами, обутыми в белые кеды.

– Похоже, дождь тебя сморил, ты носом клюешь, – замечает папа. Голос у него тихий и немного шепелявый. – Иди ужинать и ложись спать пораньше.

– Но я еще не сонный!

– Иди спать.