Отделенный мир поначалу пугал меня. Он был полон самоходных чудищ и каменных хижин, которые стояли вдалеке, как ровно обрубленные гигантом скалы. В темноте пчелиные соты их окошек сияли так, словно в них жили разноцветные светляки. А еще здесь было много звуков. Так много, что я держала уши закрытыми первое время, но потом бог Раций помог мне привыкнуть.
Я ехала в Тизой на железном змее, который пронес меня над Пустыней вулканов, зажатой хребтами Путиссон с востока и Игуанопик – с запада. И проделанный мною путь оказался даже больше, чем все наши Священные земли, если измерить их самую протяженную часть. Маглев, как называла железного змея Ирида, точно ветер летел над землей с такой скоростью, что я едва успевала замечать смену пейзажей.
За окнами простирались притоки реки Ловей, поля, засеянные съедобными растениями, и густые леса, высаженные ровными рядами. Глядя на них, я представляла, что это волосы богини Виты, которая прилегла на землю, расправив под собой только что расчесанные пряди.
С божественной помощью я много всего запомнила об Отделенном мире, и каждый раз меня накрывал восторг, когда я видела образ или явление, переданное мне Иридой, в реальности. Это стало моей любимой игрой в дороге, и я даже побаивалась, как бы Первая не прочитала мой Раций и не подумала, будто я не верна ему. Конечно же нет! Мне было до смерти любопытно, но я никогда-никогда-никогда ни на секунду не забывала о цели. И едва я вспоминала о ней, как меня охватывал жар.
Иногда я уставала от неподвижности, но в железном змее было много пуфов со спинками – и все пустые, так что, если мое тело затекало, я принималась бегать между ними или по проходу. Но только недолго, чтобы не упустить из виду важные вещи.
В маглеве я ехала не одна. Меня сопровождал человек из Отделенного мира по имени Эванс, но я ему сразу велела держаться от меня подальше, когда его Раций передал мне, что он дружит с Орландом Эвкали и первым делом хочет затащить меня на завод, где делают руки и ноги, потому что надеется уговорить Ириду разрешить бионики. А еще он улыбался, как дурак, белил лицо и носил чужие волосы, которые время от времени снимал из-за жары, привычной для меня, но невыносимой для него. С чьей головы он эти волосы снял? Да еще и почему-то считал себя в них очень красивым, но вот я ничего красивого в нем не видела. Он был точь-в-точь как те воинственные дикари, которые снимали скальп с поверженных врагов и всем показывали. Я так хотела ему это сказать! Но сдержалась: Ирида велела мне помалкивать, наблюдать и ни во что не вмешиваться.
Эванс тоже молчал и почти весь путь сидел в самом конце вагона и даже смотреть на меня боялся. Будто знал, что у меня на груди, под одеждой, кинжал из черного оникса, ждущий крови неверного. Я ощущала его холод даже сквозь кожаный чехол и постоянно представляла, как увижу Орланда Эвкали, как прикоснусь к богу внутри него. И если я пойму, что Ирида была права, не буду раздумывать ни секунды. Сразу уничтожу предателя.
Но это пока было просто фантазией.
Первая сказала, что раскрыть человека из пророчества может быть не так-то просто, если он управляет Рацием внутри себя. Так что скорее всего мне придется некоторое время наблюдать за Орландом, искать доказательства. Для этого Ирида потребовала, чтобы меня поселили у него дома, а не где-нибудь еще. Там я смогу ходить за ним с рассвета до заката, чтобы ни один его вдох не пронесся мимо моих ушей.
Когда ранним утром мы подъехали к Тизою, я и сама перестала дышать. Вот оно – священное место пришествия Рация на землю. След, оставленный лунным обломком, был даже больше, чем я себе представляла. Подо мной простиралась гигантская паутина из каменных хижин, мигающих значков и дорог на бетонных ногах вроде той, по которой ехали мы. Как только железный змей отрыгнул меня и я спустилась вниз по желтой скользящей полоске, то в благоговении припала к плоским камням под ногами.
– О великий Раций! – сказала я, чувствуя, как слезы подступают к моим глазам. – Хонди выпала честь посетить твой оплот! Прости же, что мои грешные ноги ступают по лону твоему!
Я несколько раз поцеловала камни, а когда поднялась, Эванс стал как будто еще в два раза белее.
– В-вот. – Он осторожно протянул мне узорчатую тряпицу. – Это… Для ваших губ. Плитку, разумеется, моют два раза в день, но все же она довольно грязная…
– Ты посмел назвать оплот великого Рация грязным?! – тут же вскинулась я. Эванс испуганно отскочил. – И хватит говорить со мной, как будто меня две штуки! – Раз уж все равно открыла рот, то решила и это ему высказать. – Называй меня Хонди.
Вообще-то правильней было называть меня младшей говорящей, но Первая велела особо не выделяться, и я не хотела, чтобы меня называл младшей человек из Отделенного мира. Как будто он выше меня по статусу, когда на самом деле все наоборот.
– Как тебе будет угодно, Хонди, – сказал он с улыбкой, но внутри не улыбнулся – там у него все дрожало.
Я прощупала его Раций и не смогла сдержать смешок – Эванс уже обливался седьмым потом из-за того, что не знал, как ко мне подступиться. Я совсем не походила на девиц, которым он морочил голову и кувыркался с ними просто так, а не чтобы появились новые маленькие лемуры. Он был мерзкий, как сгнивший дуриан, и я его насквозь видела.
– Нам вон туда, – указал он на крытую зеленую тележку на колесах – электромобиль.
Пока я шла к нему, люди вокруг с интересом поглядывали на меня. А я с таким же любопытством глазела на них. Я заметила, что тут мало у кого мой цвет кожи. Все были какие-то белые, розовые, желтые. Это, наверное, из-за того, что Говорящие искали пару только в пределах Священных земель. И одежда тут у всех была разная и очень-очень-очень странная.
– Хонди, ты изволишь сесть на переднее сиденье или на заднее? – спросил меня Эванс.