– Ну, надеюсь, ты меня больше в нем не увидишь. Мне нужно сбросить еще семь килограммов, чтобы снова влезть в мою нормальную одежду, – сказала она, проводя дрожащей рукой по волосам.

То же самое негодование, которое вспыхнуло во мне неделю назад, снова ожило, и я подумала, что могу просто взорваться от ярости. Моя мама, которая наконец снова выглядела здоровой впервые за долгое время, в одном из моих любимых платьев, бывшем для меня символом дома и нормальной жизни, пыталась обесценить его. Обесценить себя.

– Но это и есть твоя нормальная одежда, – с трудом сдерживаясь, возразила я, – это платье ты надевала на мой выпускной после средней школы и на показ первого фильма Эшли. Ты была такая красивая в нем.

– Я никогда не чувствовала себя красивой в этом платье, – отрезала она.

– Для меня ты была красивой в этом платье, – сказала я.

Мама помолчала несколько секунд, потом взяла ключи от входной двери.

– Ты готова? – спросила она, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, иду ли я за ней. Я торопливо закрыла дверь и скользнула на переднее сиденье нашего семейного внедорожника.

Мама никогда не выбрала бы такую машину. Если бы решение принимала она, у нас был бы практичный мини-вэн или компактная и более экономичная семейная машина. Но отец не позволил испортить ни свой семейный имидж, ни свою репутацию. Поэтому он выбрал нам самый большой, самый заметный черный внедорожник, какой только могли предложить дилеры. Обычно отец раз в неделю тщательно чистил и проветривал машину. Но с тех пор как он ушел, внедорожник собирал пыль и царапины и не получал в этом мире никакой заботы. Я иногда удивлялась, что мама до сих пор не избавилась от него.

Мы приехали на знакомую парковку еще до того, как закончились утренние сеансы. В торговом центре Спрингдейла было полно народу, приехавшего посмотреть кино на выходных, Мама припарковалась дальше, чем, скорее всего, было необходимо, но она всегда жаловалась на сложности маневрирования в нашем «звере» между машинами меньшего размера. И вряд ли я могла бы ее упрекнуть, ведь и свою Норму я нормально парковала с большим трудом – что уж говорить о громоздком внедорожнике.

Когда мы парковались, у меня в кармане зажужжал телефон. Сердце подпрыгнуло в груди – с вероятностью почти сто процентов это мой телефонный провайдер прислал сообщение о том, что у меня заканчивается интернет на телефоне на этот месяц. Да разве и могло быть иначе после того, как я сразу посмотрела целый сезон проекта «Подиум» на планшете, не подключаясь к вай-фай? Представьте себе мой ужас, когда я осознала, что не была подключена к нему весь день. Но сообщение оказалось от Джорджа, и от этого мои руки затряслись.

У вас бывало когда-нибудь, чтобы все ваши страхи полностью подтверждались в одном предложении? Я какое-то время смотрела на сообщение, прежде чем положить телефон обратно в карман. Похоже, я Джорджа серьезно напугала, и теперь его оценка по математике была под угрозой. Что бы сказал мистер Кавач, если бы знал, что я со своим спровоцированным кларнетом флиртом лично ответственна за снижение оценок Джорджа на этой неделе?

– Все в порядке? – спросила мама, придерживая рукой дверцу.

– Просто прекрасно, – ответила я, быстро вылезая из машины. Все что угодно, лишь бы не говорить с мамой о Джордже! – Пойдем наслаждаться видом сладенького Зака Эфрона.

– Почему ты так говоришь о нем? – спросила она, и легкая улыбка появилась у нее на лице. Кажется, первая улыбка, которую я видела у нее за миллионы лет.

– Потому что мы не стали бы платить по десять долларов с человека за то, чтобы разобраться во внутреннем устройстве жизни студенческих братств. Мы здесь, чтобы два часа без стеснения глазеть на мистера Эфрона.

Мама покачала головой, улыбаясь шире:

– О, Саванна Линн…

Мы почти дошли до входа, когда я услышала типичный звук шагов кого-то, кто осознал, что необходимо остановиться и поздороваться с моей мамой и, возможно, отнять десять минут нашей жизни на болтовню. Наша старая соседка Луис Гудман.

– Ким, это ты? – проскрипел голос Луис за нашими спинами.