Она качает головой.

– Это правда ты? – спрашивает мама.

– Да.

Я помню слова Эрика Дженовезе о том, что сознание больных альцгеймером проясняется перед смертью. Что бы ни вызывало этот просвет в маминой деменции – будь то лихорадка, ковид или просто стечение обстоятельств, – стоит ли оно того? Стоит ли оно того, если она наверняка умрет?

– Я уже бывала у тебя, – отвечаю я.

– Но иногда меня здесь не было, – отзывается она. – По крайней мере, в мыслях я была далеко. – Мама замолкает, хмурится, словно исследует собственный разум. – Сегодня все по-другому. Иногда я возвращаюсь в другие места. И иногда… Мне там нравится больше.

Я понимаю, о чем она.

Мама поднимает на меня глаза.

– Твой отец во всем был намного лучше меня, – признается она.

– Он бы с этим поспорил. Он считал, что ты блестящий фотограф. Как и весь остальной мир.

– Мы семь лет пытались завести ребенка.

А я и не знала.

– Я лечилась от бесплодия. Традиционной китайской медициной. Я ела пчелиный прополис, гранаты и витамин Д. Я так сильно хотела, чтобы у нас был ребенок. Я собиралась наделать кучу твоих фотографий, чтобы у нас был целый шкаф, заполненный альбомами с фотографиями. Я собиралась фиксировать каждую минуту твоей жизни.

Это совсем не похоже на ту Ханну О’Тул, которую я знаю – которую знают все. Бесстрашный фотограф человеческих трагедий, который не понимал, в какой хаос она погрузила свою семью, оставив ее ради работы.

– Что пошло не так?

– Я забыла отвести тебя к педиатру, когда тебе не было еще и недели от роду.

– Знаю. Я слышала эту историю не раз.

– Я записалась к врачу, но вместо визита к нему оставила тебя дома в детском автокресле, – бормочет мама. – Вот какой ужасной матерью я была.

– Тебя просто что-то отвлекло. – Мне самой удивительно слышать, что я оправдываю собственную мать.

– Я была настроена очень решительно, – возражает она. – Если меня не будет рядом, то я не совершу тех ошибок, что могла бы совершить. Твой отец… Он был уверен, что позаботится о тебе лучше меня.