Феликс выронил вилку, и та звякнула о край тарелки. Уставился на старика, довольного произведенным эффектом.
– Это типа шутка?
– Таким не шутят. – Сновидящий поднялся и принялся неспешно убирать со стола.
– Дэймос. – Повторил Феликс, осторожно пробуя опасное слово на вкус. Оно отдавало терпкой крепостью дорогого вина, сладостью вседозволенности и горечью пепла от сожженного будущего.
– Танатос. Убийца, – подбросил Нестор два новых определения в разгорающийся костер сомнений и тревог.
– И что теперь?
– Теперь я буду тебя учить.
– Чему?
– Всему, что знаю.
Нестор посмотрел на гостя, ошеломленного свалившейся на него правдой.
– А сейчас иди-ка ты спать. Едва сидишь. Завтра поговорим.
Сил на спор и дальнейшие расспросы не было. Феликс поднялся и пошел в комнату, где уже провел одну ночь. Снял ботинки, лег на раскладушку, натянул шерстяное одеяло, его больше не смущал его пыльный запах, и отключился.
Проснулся он от жара, кипящего во всем теле. Голова раскалывалась, горло болело так, что невозможно было глотать, а еще саднили руки и ныл бок. Феликс поднес ладони к лицу и в свете крошечной настольной лампы увидел, что запястья забинтованы. Кроме того, он разглядел длинные рукава своей одежды – какая-то холщовая хламида, вроде ночной рубахи. Шея тоже оказалась замотана – шерстяным шарфом, на лбу лежала тряпка, воняющая спиртом и уксусом.
Феликс попытался приподняться, и в тот же миг в комнату вошел Нестор с чашкой в руках.
– Что со мной? – хотел спросить пациент, но вместо этого захлебнулся кашлем.
– Нагулялся вчера, – сказал сновидящий, дождался, пока он откашляется, и велел: – Выпей, полегчает.
Феликс послушно глотал горячий чай, чувствуя, как оттаивает горло, забитое колючками, становится чуть легче дышать, но кое-что, по-прежнему, не давало покоя. Он помнил свое блуждание по морозу, но помнил и еще что-то… другое, лежащее под основными воспоминаниями. Тяжелое, мучительное, болезненное…
Белая дорога, рубчатые следы в снегу, злость на родителей, заколдованный дом…
Он опустил чашку.
– Что у меня с руками?