Бренные кости Йоганна Фробена сей камень скрывает,В мире же всем умереть слава не может его.Нравами чистыми жизни, делами ее заслужил он, —Скорбно лежат они днесь вместе с родителем их.Восстановил он, украсил труды мудрецов стародавнихРвеньем, уменьем, трудом, средствами, верой, добром.Вечную жизнь в небесах ему дайте, правые боги,Мы же ему на земле вечную славу дадим.117. ТОГО ЖЕ ЭРАЗМА ТОМУ ЖЕ ФРОБЕНУ
Иоганн Фробен типограф вот от жизни отошел;Больше всех ему обязан труд во имя разума.Не рыдайте над усопшим: жив, живет и будет жить, —И в душе своей, и в славе, в книгах, что оставил он.118. ПОХВАЛА «АСТРОНОМИЧЕСКИМ НАСТАВЛЕНИЯМ» ИОАХИМА ШТЕРНА. БАЗЕЛЬ, 1523[363]
Если ты хочешь постичь звездоносного мира начала,И как с кругами круги сплетены в небесном эфире,И, наконец, какие черты проводит наука,Чтобы рассечь поясами пространство полого свода, —Юноша, все прочитай, что тройное автора рвеньеПредало книге и путь легкий к высям эфира открыло.Так, воспари ж, кто ползешь по земле, огляди же отчизну.К звездам, легкий, стремись, кто и род свой ведешь от созвездий.119. НА ТО ЖЕ. ДЕЗИДЕРИЙ ЭРАЗМ РОТТЕРДАМСКИЙ
Что ты с трудом найдешь в громадной книжище,Легко табличка эта даст глазам твоим!Труд одного всех прочих зачеркнул труды.То труд Иоахима. Прочитай. Прощай.120. ЭПИТАФИЯ ФИЛИППУ ГАНЕТОНУ[364]
Шпор золотых здесь рыцарь, Ганетон Филипп.Филиппу королю и Карлу кесарюСлужил он славно аудиенциарием.Священный орден, злато кто руна несет,Своих богатств храненье поручил ему.Лишь в нем едином доблесть победила зло, —Ко всем такая вера и радушье в немС душою чистой были; высшим, низшим, — всемЕдинственно желанный, в небе он теперь.121—122. ДВЕ ЭПИТАФИИ НИКОЛАСУ ВАН УТЕНХОВЕНУ[365]
121.
Камнем этим покрыт герой преславныйНиколай Утенховий, всем известный,Под главенством кого сенат весь ФландрскийПроцветал много лет и совершенно.Этот памятник здесь отцу сироты[366]Водрузили, как дань благого долга,Но и тщетного все ж. Зачем такомуВоздвигать монументы человеку,Чья повсюду прославленная доблестьПребывает в умах у всех, — ни силаИ ни давность ее не уничтожат.122.
Богиня, кто ты? — Имя Справедливость мне.Но плачешь что? — О справедливце истинномСкорблю, о Николасе Утенховий;Всей Фландрии он славой был великою.Чем был он, лучше человека не было.С умершим вместе, мнится, умерла и я.Не справедлив он, — больше справедливости.123. ПРОЩАНИЕ С БАЗЕЛЕМ[367]
Ныне, Базель, прощай, — другой не отыщется город,Гостеприимней ко мне бывший там много годин.[368]Радостей всех я желаю тебе, и еще: чтоб вовекиПутник Эразма грустней не приближался к тебе.124.[369]
Вы мне скажите, зачем опрокинутой чашею небоНочи и дни напролет падает наземь дождем?Вины оплакать свои не хотят земнородные люди, —Небо за нас потому ныне разверзлось в слезах.125. ЦЫПЛЯТА ДЛЯ НИКОЛАСА И ЮСТИНЫ ЕПИСКОПИЕВ[370]
Сам ты петух, кура есть у тебя; с пожеланием лучшимЯ петуха приношу, кому птенчиков кура лелеет.126. ЭПИТАФИЯ КОРНЕЛИИ САНДЕРС, ПОКОЙНОЙ СУПРУГЕ ПЕТРА ЖИЛЛЯ (ЭГИДИЯ)[371]
Под камнем сим покоюсь я, Корнелия,Петром когда-то Жиллем мужем счастлива,Кому, как мать, отца названье сладкоеДала я восьмикратно. Дом лелеять свой,Детей любовью чистой,[372] верой крепкоюВо всем лишь одному супругу нравиться, —Одной заботой, радостью единоюУтехой было мне, надежд основою.Как ты поспешна, смерть, как рушишь крепкиеЛюбови и сердца соединенные!Из-за тебя, завистница, отказаноМне люстр шестой окончить.[373] Ты, читающий,Ступай, прохожий, душам верь умчавшимся:Все дымом сгинет, — лишь любовь останется.127. ДРУГАЯ ЭПИТАФИЯ ЕЙ ЖЕ
Я погребенной лежу под этим, Корнелия, камнем;Мужем, Жиллем Петром, прежде была я славна.Я восьмикратно ему отца даровала названьеСладкое, но для меня радость была недолга.Раньше, чем было дано люстр шестой мне в жизни закончить,Нить моей жизни была Паркой оборвана злой.Дом был заботой моей и дражайшие дети, и славойДоброю, кротостью я мужа к себе привлекла.Страстью то было моей, это было надежд основаньем,Это и в жизни моей сладостью было одной.128. ЭПИТАФИЯ ВТОРОЙ ЖЕНЕ ПЕТРА ЖИЛЛЯ (ЭГИДИЯ)[374]
Под камнем сим Мария Дионисия;[375]Второй, повторным браком, взял ее женойЭгидий Петр, — и дочкой был обрадован.Она ж от родов сгибла в дни немногие,В годах цветущих, мало насладиться ейСупругом и детьми пришлось сладчайшими.О вечном думай: жизнь, как дыма облачко.129. ЭПИТАФИЯ АНТОНИЮ КЛЯВЕ, СЕНАТОРУ ГАНДАУ[376]
Кто ты, что здесь почиешь? — Клява — прозвище,Антоний — имя. — Бедный, что здесь слышу я?Ужель угас сената светоч Гандау,Наук опора и краса дражайшая?— Я прожил вдоволь. Ибо люстр четырнадцать[377]Окончил. И тебе довольно этого.Наукам и отчизне — недостаточно.О небеса, что ж людям выдающимсяБессмертья не дано неколебимого?10 И остается, Клява, строчкой горестнойИ плачем жертву нам свершить, печалуясь.130. ДИАЛОГ ШКОЛЯРА И КНИГОПРОДАВЦА[378]
Шк. Что нового приносишь? Книгу?Кн. Нет.Шк. Так что ж?Кн. Поток золотоносный.Шк. Да, богата речь;Так говори скорее.Кн. Стагирит со мной,[379]И от него не скрылось знанье ни одно.А он его прекрасней для тебя взрастил.Шк. Ты молвишь правду; это — Амалфеи рог.[380]Кн. И в нем плодов обилье, и каких плодов!Шк. И кто ж богатство это преподносит нам?Кн. Его трудолюбивый Бебель нам несет.[381]Шк. Так он не словоносец — златоносец он?Кн. О да, коль нечто злата и камней ценней, —Оно — ничто пред мудростью божественной.131. ДЕЗИДЕРИЯ ЭРАЗМА РОТТЕРДАМСКОГО, ИЗБАВИВШЕГОСЯ ОТ ЧЕТЫРЕХДНЕВНОЙ ЛИХОРАДКИ С ПОМОЩЬЮ ЖЕНЕВСКОЙ БОГОМАТЕРИ, СТИХОТВОРЕНИЕ, СОЧИНЕННОЕ ПО ОБЕТУ[382]
Дивная, песнь разреши, что тебе посвятил по обетуСкромный поэт, кто желает, моленья неся, чтобы разумТы вдохновила и силы — воспеть тебя, как подобает,О Женевьева, оплот твоего вернейший народа,Коего Галлия род заключает, простершись широко,Натрое разделена; но тебе несравненно дорожеТа, где Секвана,[383] от вод чужеземных исполнившись мощью,Вод, что Матрона выносит[384] и с дружеским током мешает,По плодородным полям, по зеленым лугам и по склонам,10 Что в виноградниках все, и по нивам, обильным плодами,Чистая, воды струит, поспешая к паризиев градуГлавному, влево затем отклонившись, твою почитает,Дева, твердыню,[385] а после свои рукава разделяетИ обтекает обширный храм Матери-Девы[386] собою.После, богиню почтив молитвенным этим изгибом,Вновь возвращается в русло, к родившей тебя колыбели,К той сладчайшей земле, где священная девочка первыйКрик издала, поспешает река, окрыленней струяся.Малое есть поселенье,[387] но отпрыском счастливо славным;20 Значит, сюда торопясь, по дороге приветствует ближнийХрам, посвященный тебе, Дионисий,[388] свет истинный кельтов.В области этой блуждая изгибами многими долго,Кружит и кружит опять, вдруг свои неожиданно русла,Град обогнув, что оставлен, к твоей стремит колыбелиВновь, Женевьева, — ты скажешь: уходит река неохотно.Наметодор существует,[389] заслуженно всеми любимый,Памятки давние можно ему чужеземцам рожденья,Дивная, всем показать твоего, и источник целебный,Бьющий водою. Но дважды и трижды, четырежды даже,30 Под защитой твоей многолюдной Лютеции счастье;[390]С Девою — Матерью, Дева, ты ей созидаешь защитуЦепью хранящею гор: ведь и та не стыдится товаркиЧина такого ж; а ты озираешь, дозорная, гордоВыси кругом и поля, что широко лежат пред тобою,И отвращаешь несчастья от галлов,[391] тобою любимых;Та в своем лоне лелеет несчастных и в городе самомСтраждущих внемлет стенаньям, а здесь, представляя, как матерьКроткого сына; а ты, Женевьева, являешь подобно,Кротости высшей полна, жениха твоего, как невеста.40 Обе меж тем защищаете вы, и со рвением равным,Вам друидов родных и сенат[392] — королевским величьем,Но превыше всего короля — христолюбца храните,[393]Тех, кто народу реченья божественного возвещаетРазума, — городом чтобы, где разных народов смешенье,Правили равно по праву. И значит под властию вашейНет в этот век государства, чтоб в чем-то оно процветалоБлагоприятней. Однако пора уже выразить в песнеБлагодаренье тебе, Женевьева, за жизни спасеньеИ восхваленья пропеть, — одному из бесчисленных тысяч,50 Мощью спасенных твоей. Лихорадка, несущая немощь,Грозное, цепкое зло, настающее вновь на четвертыйДень, глубоко пронизала несчастного тела суставы.Сведущий врач говорил в утешение мне, что для жизниВовсе опасности нет, но болезнь предстоит затяжная.Только что речью такой не убил он меня, словно молвил:И до того, как зайдет четырежды солнце, повиснешьТы на высоком кресте; ведь давнишний рубец растревожен,Память пока воскрешает, хоть много уж лет миновало,Что еще мальчиком год я терзался в такой лихорадке.60 Смерть уже звал я в моленьях моих, ибо смерти прискорбнейВрач мне недуг объявил: здесь твое мне могущество разум,Дивная, вдруг осенило, а с ним наилучшая дух мойВосстановила надежда, и молча я так размышляю:Дева — невеста, угодная богу, всегда припадалаТы своим телом к земле, помогать привыкшая сирым,Больше ты можешь теперь, когда царствием принята небаИ ко Христу — жениху стала ближе;[394] сюда, умоляю,Взоры склони, Женевьева, свои, лихорадку из телаТы изгони: и участьем — и жизнь без него мне не сладка —70 Я заклинаю, спаси; ведь я думаю: легче однаждыС жизнью расстаться, чем сгинуть, исчахнув от долгой болезни.Что обещать бы я мог, то — ничто, — не нуждаешься в этом.Что остается: хвалы воспою пусть в признательной песне.Только я это сказал, хоть и шепота не было даже,Истинно сам про себя средь таинственных разума глубей, —Дивное пусть сообщу, но вернейшее, — спрыгнув с кровати,Я возвращаюсь к занятьям и в теле не чувствуя вовсеНи истощенья следов, ни самой лихорадки застылой.День уж седьмой наступал, когда вновь лихорадке явиться80 Время пришло, но все тело бодрее и крепче, чем прежде,Было. Является врач и тому, что свершилось, дивятся,Смотрит в лицо и язык, заключенный во рту, изучает,Жидкость затем, что пузырь мой тогда выделял, он немедляТребует; и, наконец, исследует пальцев концамиРуки; когда ж и следов никаких не находит болезни,То говорит: «Что за бог, Эразм, тебя сделал внезапноСовершенно другим? И кто лихорадку из телаВыгнал, и мне как пророку, — хоть этому рад я, — прорухуСделал такую? И он, из богов кто бы ни был, — в леченье90 Выше меня, признаюсь, и сильней; никакая отнынеПомощь моя не нужна». Хочешь имя врача? ГуильельмомКопом тот был,[395] уж тогда процветавший в юные годы,Хоть и постарше меня, наделенный уже в совершенствеДаром таланта и сведущ в учениях мудрости разных,Как ни один; а теперь, уже старостью отягощенный,Чтим средь лучших светил при дворе короля он Франциска,Всеми любимый, трудами свершенными там наслаждаясь.Так он свидетелем будет и веским, и верным здоровья,Мне возвращенного, дева, твоею божественной волей.100 Впрочем, что б ни было это: Христу созидателю славаВся подобает за то и почет неизменный навеки.Волею было его, что, живая, ты богу желанна,Волей его же и есть, что, усопшая, страждущим многимТы — оборона. И так решено женихом всемогущим.Через тебя раздавать он дары свои рад, чрез тебя жеРад возвеличить, как Феба пылающий светоч приятнейБлещет через стекло, и подобно тому, как источникЛюбит, переливаясь, струиться по чистым каналам.И остается одно — мне молить, славнейшая дева,110 Пусть мне не будет во вред, что так долго я мешкал исполнитьВзятый обет. Так позволь прибавить это хваленьеК стольким заслугам твоим, Женевьева, ведь не было чищеЗдесь никого, никого в этом не было мире почтенней,И милосердней никто не считается в высях небесных.132—133. ПОСЛОВИЦЫ[396]
132.
Яства роскошные шлешь ты мне, Петр, но бездействует чрево;Хочешь приятней послать что-либо: голод пошли.133.
Очень легко, признаюсь я, любому писать поговорки,Но хилиадами их[397] очень писать тяжело.