Ильяс вошёл во двор, Витаминыч – за ним. Справа от входа на цепи сидела восточноевропейская лайка и сдержанно порыкивала.

– Здравствуйте, – наконец ответил хозяин и сразу же обратился к женщине, чей силуэт виднелся в приоткрытой двери дома на фоне тускло освещённой прихожей: – Оленька, ты иди. Иди, родненькая. Всё хорошо.

Прямоугольник света с женской фигурой сузился и исчез.

– Необычное имя для собаки, – заметил Ильяс.

– В честь украинского «Беркута». Щенком он был, когда бандеровцы людей жгли. Он зимнего выводка. Сначала в Киеве людей жгли, на майдане ихнем, а потом в Одессе.

– Понятно. И звонок у вас, я смотрю. На батарейках?

– Да кто же нынче на такую ерунду батарейки расходует? Достань их ещё. Аккумуляторы пальчиковые. Есть в запасе несколько штук. Заряжаем время от времени, когда «генку» запускаем для хозяйства. Там же расход мизерный. Говорят, скоро военные такие аккумуляторы будут изымать, для собственных нужд. Не слышали?

– Нет.

– Может и до такого дойти, – поддался Витаминыч народным страхам и поверьям.

– Так что, говорите, нарушаю режим? – мужчина сделал два шага к калитке и выглянул на улицу.

Рахматуллин помолчал, огляделся.

– Кинулов, пройди сам вперёд. Только не далеко. Посмотри там… поговори, может быть.

– Понял, – Витаминыч сразу же скрылся за калиткой.

Вплотную, немного с боку, приблизившись к хозяину дома, Ильяс полушёпотом произнёс кодовое слово:

– Шелест.

Тот покивал:

– А я уж давно понял. Со второго этажа смотрел на вас, когда вы ещё в начале улицы были и собаки лаять начали.

– Да, собаки… – произнёс Рахматуллин задумчиво.

– Ну, проходите в дом. Только там у меня подселенцы из Новосибирска, семья, четыре человека. Да Оленька моя.

– В этом нет необходимости, – Ильяс посмотрел на дверь дома, и обратился к собеседнику как можно тише: – Владимир Владимирович, вам известны подробности убийства Захарченко? Может, что-то заметили или слышали?