Звучит заманчиво, приходится собираться.
Эмма работает в пафосном бизнес-центре. На тридцать пятом этаже – огромный холл с бесконечным зеркальным полом и стойкой ресепшн где-то далеко в центре зала. Панорамные окна открывают вид на Москву-реку, купола Христа Спасителя и все те столичные достопримечательности, благодаря которым арендодатель имеет от сорока тысяч рублей за квадратный метр.
Напротив лифта – дверь на зарешеченный балкон. Открыта, вот удача! Двадцать три шага с оглушительным цокотом от каблуков (треклятый пол!), и вот она, Москва, дует в лицо прохладой, свистит ветром в ушах. Городской шум – смесь автомобильных гудков и трамвайного звона, музыки ресторанов и гула метро, миллиона голосов и миллиарда шагов – на такой высоте превращается в настоящую симфонию. Приходит мысль: вот так нас слышат ангелы. И как тут различить одиночный слабый стон о помощи? Как расслышать каждого, кто сетует на жизнь, молится, просит, благодарит?
– Мам, смотри, как высоко! А я не упаду?
Дрожь сотрясает тело: странно, невозможно, нереально вот так близко услышать голос, всегда звучащий только в голове. Обернуться, скорее!
Нет, конечно нет, это не любимая малышка, какая-то другая девочка, изумленно распахнув глаза и растопырив руки, вцепилась в косяк балконной двери и с жадным любопытством рассматривает город далеко внизу. Но на ненадежную площадку выйти не решается. А из темноты холла к ней уже спешит, тоже неимоверно цокая, мама.
– Дана, отойди оттуда, я кому сказала! Иди ко мне быстро!
Девочка нехотя отлипает от проема, делает шаг назад, все еще бегая напоследок взглядом по бескрайним крышам, дорогам, деревьям, а затем разворачивается и с топотом спешит к маме. Невнятно, но уже миролюбиво укоряя, женщина подхватывает дочку за руку и уводит к лифту.
– Мама, а я не упаду? Смотри, я могу просунуть в решетку всю ногу! А вдруг я потеряю ботинок, что с ним будет?
– Его подхватит ласточка – во-о-он та, видишь? – и унесет к себе в гнездо. Маленькие ласточкины дочки и сыночки устроят в твоем ботинке домик. И осенью отправятся в нем на юг, но не полетят, как все птицы, а поплывут по реке. Вот все им будут завидовать!
Наполеоновские ласточкины планы прерывает знакомый голос.
– Привет, прости, что задержалась. Давно ждешь? – Эмма излучает энергию и бодрость. И этому человеку недостает позитивных эмоций?
Прощальный взгляд на город с высоты: надо торопиться, чтобы втиснуть обед, кофе и прогулку в короткий перерыв.
Глава 28
Эмма сетует на занятость. В насыщенном рабочем расписании нет ни минуты на отдых. Но ее жалобы отдают хвастовством. Переговоры с компаниями, названия которых мелькают на билбордах и в телеке, командировки в Европу и Эмираты, заседания советов директоров. Звучит солидно.
Эмме нравится такая жизнь. Удивительный факт: несмотря на гиперзагрузку, в ее голове остается место для планов о перестройке детской комнаты. Силы неравны, но этот последний рубеж нужно отстоять. Разве можно так просто разрушить последнее место на земле, где материнское счастье еще возможно?
– Ты только выбери, во что мы ее превратим, – наседает Эмма. – Можно устроить уютную гостиную или, может, мастерскую. Тебе нужна мастерская? Подумай, вдруг ты всегда мечтала писать маслом или там, не знаю, мыло варить? Нет? Жаль. Тогда сделаем кабинет. Представь: книжные полки до потолка, фикусы в кадках, кресло-качалка и дубовый письменный стол.
Да делай уж сразу склеп. Все равно в ту комнату – ни ногой.
– Придумала! – подскакивает Эмма. – Спортзал! Гениальная идея! Зеркальные стены, пара тренажеров, много воздуха и плазма, чтобы крутить видеоуроки или всякие мотивирующие ролики.
Или новости про то, как власти закручивают гайки фонду «Эпилог».