– Так здорово получится! Я прямо вижу весь интерьер. Уже и сама захотела себе такую комнату! Ну, что скажешь? – она с надеждой заглядывает в глаза.

Не встретив ответного энтузиазма, Эмма вздыхает и просит у официанта два кофе с собой.

– В общем, подумай, Леся, – подытоживает она. – С детской тебе все равно придется распрощаться. Негоже жить рядом со всеми этими кроватками и погремушками. Мазохизм какой-то, честное слово.

– Мама? – растерянно округляет глазки. – А где же будут жить все мои игрушки?

Эмма сбавляет шаг, отпивает из стакана, поднимает лицо к солнцу.

– Как же хорошо летом! – улыбается она. – Люблю этот сквер. Свежо, спокойно. Спасибо тебе, что вытащила меня на прогулку.

Еще кто кого вытащил.

А сквер и вправду хорош. От главной аллеи разбегаются неухоженные тропки: из трещин старого асфальта пробиваются лопухи, над клевером порхают капустницы. Воздух полон запахов прелой травы и листьев, в самый разгар лета напоминающих о том, что осень не за горами.

Почти все скамейки в тени заняты. На первой примостился апатичный дед рядом со старомодной дамской сумочкой. Куда отошла его бабуля? Давно, надолго ли? По привычно сгорбленной спине видно, что ждать свою старушку дед давно привык. Так жизнь и проходит, в ожидании суженой. А что, не самый плохой сценарий.

Вторая скамья занята целым семейством: за нагромождением роликов, бутылочек и кофточек не сразу видно женщину с младенцем. Судя по количеству вещей, отпрысков у нее три или даже четыре. Плодовитая особа. Интересно, как проходят ее вечера?

Третья лавка сломана, а на четвертой с ногами сидит парень в форме уборщика. Уставившись в телефон, он ритмично кивает головой – один из наушников болтается на груди и сочится писклявой музыкой. К скамье прислонен самокат, на земле валяется метла. Вот они какие, современные столичные дворники.

– Давай там? – Эмма указывает на облупленную лавку в отдалении.

Садится, аккуратно ставит кофейный стаканчик на кривую перекладину. Закидывает ногу на ногу и закуривает.

– Ты, наверно, уже устала от моих инициатив, но я все равно скажу, – она косит глазом и немного щурится от табачного дыма. – Ремонт мы у тебя сделаем, ты уж прости. Эти мысли высасывают из тебя всю жизнь. Я говорю о бесконечных рассуждениях, как все могло бы быть, если бы ребенок родился, каким бы он был, как бы он рос…

Почему «он», когда «она»? Это же девочка, дочка. Вон она, присела на корточки и копошится в траве. Наблюдает за божьей коровкой или, может, нашла еще что-то любопытное.

– К психологу ты не ходишь, Никиту своего прогнала, – Эмма загибает пальцы. – Помочь тебе некому, а сама ты не справляешься. Сколько времени уже прошло? А ты все в трауре. Жизнь проходит мимо. Прости, подруга, но я просто обязана вмешаться.

К чему столько слов, если с перестройкой детской все уже решено? Неужели Эмму мучает совесть, и она пытается найти одобрение?

– Мама, – в кудряшках застрял сухой листок. – А где я теперь буду спать? С тобой?

– Словом, ремонту быть, и точка, – Эмма метко бросает окурок в урну и поднимается.

Перерыв окончен, Эммина батарея снова заряжена на сто процентов.