Глава XV

Письмо не могло не тронуть Эмму за душу. Несмотря на прежнюю свою предубежденность, она, как и предсказывала миссис Уэстон, отдала ему должное. Как только она дочитала до первого упоминания собственного имени, устоять было невозможно: каждая строчка представляла интерес, каждое слово доставляло удовольствие. Когда же Эмма дочитала до того места, где речь шла уже не о ней, письмо сохранило свою привлекательность: теперь к ней вернулась прежняя симпатия к его автору, а история любви обретала особую прелесть в свете последних событий ее жизни. Она прочла все письмо не отрываясь. Он, разумеется, был виноват, но куда меньше, чем она прежде предполагала. Фрэнк Черчилль так страдал, так сожалел о содеянном, так благодарил миссис Уэстон, так сильно любил мисс Фэрфакс, что невозможно было оставаться к нему суровой. Душа Эммы была переполнена счастьем, и войди он сейчас в комнату, то она, несомненно, горячо пожала бы ему руку.

Письмо столь ее впечатлило, что, когда опять пришел мистер Найтли, она захотела, чтобы он тоже его прочитал. Эмма не сомневалась, что миссис Уэстон была бы рада им поделиться, особенно с кем-то вроде мистера Найтли – человека, который видел в поведении мистера Фрэнка Черчилля столько предосудительного.

– С удовольствием на него погляжу, – сказал мистер Найтли, – вот только оно, кажется, длинное. Прочту его дома, верну вам завтра.

Но так никуда не годилось. Вечером собирался зайти мистер Уэстон, и письмо следовало отдать ему.

– Я бы лучше провел время за разговором с вами, – ответил он, – но раз уж того требует справедливость, то придется прочесть.

Мистер Найтли начал читать и почти сразу же оторвался:

– Предложил бы мне кто-то прочесть письмо сего джентльмена к мачехе пару месяцев назад, я не взял бы его с таким безразличием.

Он продолжил читать, а затем с улыбкой заметил:

– Хм! Пышное начало. Впрочем, в его духе. Каждый пишет по-своему. Не будем судить его строго.

Через некоторое время он добавил:

– Я сразу буду делиться своими мыслями, пока читаю. Хотя бы буду чувствовать, что я сейчас с вами. Тогда не так жаль будет потерянного времени, но если вы против…

– Отнюдь. С удовольствием послушаю.

Мистер Найтли продолжил читать уже с большим рвением.

– Вот здесь он лукавит, – сказал он, – когда пишет об искушении. Знает, что был не прав, вот и не может ничем оправдать… Плохо. Не стоило вообще заключать подобную помолвку… «Унаследовал склонность отца…» – это он несправедлив. Жизнерадостный нрав мистера Уэстона всегда помогал ему в его честных и благородных начинаниях, однако мистер Уэстон сам добился своего нынешнего счастья и полностью его заслужил… А вот это верно – он явился, только когда приехала мисс Фэрфакс.

– И я прекрасно помню, – сказала Эмма, – как вы твердили, что он мог бы приехать и раньше, если бы только захотел. Вы очень благородно сейчас об этом не упоминаете, но вы были совершенно правы.

– Эмма, я тогда был несколько пристрастен… и все же думаю, даже если бы дело не касалось вас, я бы все равно ему не доверял.

Когда мистер Найтли дошел до упоминания мисс Вудхаус, то счел своим долгом прочесть все, что касалось нее, вслух, то бросая взгляд или улыбку, то покачивая головой, то соглашаясь или возражая, то просто роняя ей какую-нибудь нежность. Наконец он крепко задумался и затем серьезно заключил:

– Очень это плохо… хотя могло бы быть и хуже… Он играл с огнем и слишком многому за свое оправдание обязан… Плохо рассудил свое обхождение с вами… Все время принимал желаемое за действительное и руководствовался лишь собственным удобством… Вообразил, будто вы разгадали его тайну. Естественно! У самого на уме один обман, вот по себе других и судит… Тайны, уловки – как они затмевают рассудок! Эмма, милая, разве не доказывает все это лишний раз, как прекрасно, что мы-то друг с другом честны и искренни?

Эмма согласилась, но при мысли о Харриет покраснела – тут она честной и искренней быть не могла.