Государственный визит четы Чаушеску – яркая иллюстрация дипломатических приоритетов Британии в разгар холодной войны. В те дни правительство было готово закрыть глаза почти на любой проступок и даже поставить Королеву в неловкое положение, лишь бы только удалось заключить краткосрочную политическую сделку. В данном случае речь шла о продаже нескольких британских самолетов. Тот факт, что покупатель был известен среди стран Варшавского договора как диктатор, проводящий самые большие репрессии (даже Советы считали его авторитарным), не имел ни малейшего значения.
Супруги Чаушеску приехали в последний год беспокойного премьерства Джеймса Каллагана в правительстве лейбористов. Этот визит, как и некоторые другие, был результатом многих сомнительных приглашений, разосланных позапрошлой на тот момент администрацией консерваторов Эдварда Хита. Архивы Министерства иностранных дел свидетельствуют, что Британия впервые пригласила руководителя Румынии прибыть с официальным или государственным визитом еще в 1973 году, за что следует благодарить Джулиана Эмери, государственного министра иностранных дел и по делам Содружества. Будучи убежденным членом крайне правого «Понедельник-клуба»[85], Эмери был изумлен готовностью Чаушеску держаться в стороне от остальных коммунистических стран Восточного блока. Румыния не поддержала советское вторжение в Чехословакию в 1968 году. Чаушеску был лидером, который стремился преследовать свои собственные цели в торговле и политике, независимо от того, что мог подумать об этом Советский Союз. Завязывая отношения с Чаушеску, Британия могла бы закрепиться внутри Варшавского договора, а также извлечь из этого определенное коммерческое преимущество.
У лидера лейбористов Гарольда Вильсона уже были подобные мысли во время его визита в Румынию в 1972 году, когда он возвращался из Москвы, где побывал как лидер оппозиции. Вскоре после смещения Эдварда Хита с поста премьер-министра в феврале 1974 года Вильсон сделал румынскому диктатору новые предложения. 3 мая он встретился на Даунинг-стрит с некоторыми из самых высокопоставленных деятелей режима Чаушеску, включая Штефана Андрея, секретаря Румынской коммунистической партии. Согласно секретному протоколу встречи, «господин Андрей заявил, что президент Чаушеску хотел бы посетить премьер-министра в Лондоне, но ему потребуется официальное приглашение от Королевы». Вильсон ответил, что Чаушеску будет желанным гостем, однако государственный визит «трудно организовать», и «он мог бы приехать гораздо раньше», если прибудет с обычным «официальным» визитом. Румынский лидер явно желал, чтобы ему в полное мере было оказано королевское гостеприимство. Как следует из документов Кабинета министров, «господин Андрей не дал ответа на эти замечания, но в конце встречи отвел господина Вильсона в сторону и подчеркнул важность, которую президент Чаушеску придавал государственному визиту».
Отношения продолжали укрепляться. В 1975 году Чаушеску побывал в Великобритании с кратким официальным визитом и заехал в Чекерс[86] для обсуждения некоторых вопросов, в частности поддержки, которую Британия оказывала новой румынской аэрокосмической программе. Президент дал понять, что по-прежнему желает прибыть с государственным визитом и с удовольствием подождет, пока в расписании Королевы не появится для этого время. В том же году Вильсон стал первым британским премьер-министром, посетившим Румынию в послевоенный период. Наконец, пришло время, и была назначена дата пребывания Чаушеску у Королевы – июнь 1978 года. Что необычно для государственного визита, этот приезд имел очень ясно выраженную и прямолинейную коммерческую направленность. Чаушеску должен был подписать контракт стоимостью 200 миллионов фунтов стерлингов на производство в Румынии восьмидесяти двух самолетов
– Мы считали Румынию довольно либеральной, – вспоминает сэр Саймон Фрейзер, бывший глава Дипломатической службы. – Это просто показывает, насколько осторожным нужно быть в таких вещах.
Архивные документы с Даунинг-стрит и из Министерства иностранных дел показывают, до какой степени британские политики, дипломаты и коммерческий сектор были рады практически всеми способами потворствовать
Но еще лучше было бы добиться вручения супруге президента почетной степени. Из британского посольства в Румынии поступали громкие и ясные сигналы о том, что именно этого ожидает Елена Чаушеску, не в последнюю очередь потому, что Гарольд Вильсон, по-видимому, уже затрагивал этот вопрос в ходе своего визита в Румынию в 1975 году. Хотя Вильсон с тех пор ушел из политики, он стал канцлером ректором Брэдфордского университета. Итак, в декабре 1977 года Министерство иностранных дел обратилось к личному секретарю Вильсона баронессе (Марсии) Фалькендер с откровенным предложением. Поскольку изначально эту идею высказал именно Вильсон, не мог бы он попросить Брэдфордский университет рассмотреть вопрос о почетной степени для миссис Чаушеску в знак признания ее «выдающихся заслуг» в области «полимерной науки и научного образования». В следующем месяце Эндрю Бернс, первый секретарь британского посольства в Бухаресте, сообщил своему начальству, что Совет по науке и технике Румынии снова «высказал ряд внятных намеков на то, что госпожа Чаушеску будет рада получить некую академическую награду» во время государственного визита. Очень скоро за свершение этого поистине Геркулесова подвига взялась вся команда талантов из Министерства иностранных дел. Леди Фалькендер прислала ответ, что в Брэдфорде положено ставить любое подобное предложение на голосование и что Вильсон весьма пессимистично оценивает результат голосования в этом случае. Понимая, что отказ стал бы дипломатической катастрофой, министр иностранных дел Дэвид Оуэн решил больше не оказывать давление на Брэдфорд.
Документы Министерства иностранных дел свидетельствуют о нараставшей панике. Энтони Фиггис в отделе по делам Восточной Европы пытался уговорить Университет Хериота-Уотта. Там тоже ничего не вышло. В Сассексе и Ливерпуле также. Эндрю Бернс написал из Бухареста своему коллеге Дэвиду Ламберту. «Неужели даже Имперский колледж[89] не сможет помочь?» – взмолился Бернс, вспомнив, что там учился один из сыновей Чаушеску. И так ничего не вышло. Ламберт тем временем получил отказ от Королевского общества, но узнал, что Университет Саутгемптона собирается завязывать новые международные контакты, и взялся уговаривать это учебное заведение. Возможно, им захочется преподнести госпоже Чаушеску мантию и свиток и таким образом «отметиться на карте Румынии».
Кеннет Скотт, глава восточноевропейского отдела, сильно нервничал из-за всех этих отказов. 15 февраля 1978 года он написал британскому послу в Румынии Реджи Секонде, что, возможно, лучше не иметь никакой ученой степени, чем оказаться в ужасно неловкой ситуации, «если кто-то из недовольных членов Ученого совета в каком-нибудь университете обнародует тот факт, что
Если британская академическая элита была недружелюбно настроена к ожидавшимся гостям, другие организации не испытывали таких чувств. Председатель
Сигналы тревоги
С самого начала сотрудники Министерства иностранных дел, планировавшие визит, старались, чтобы все во Дворце и в Уайтхолле знали, с каким обидчивым эгоистом имеют дело. Это был человек с таким тщательно контролируемым культом личности, что румынские СМИ не могли упомянуть даже рост Чаушеску (167 см) из-за страха репрессий. Британские дипломаты предложили несколько смехотворных рекомендаций, о чем не следует заговаривать в присутствии президента. Нельзя было никак упоминать бывшую королевскую семью Румынии (ибо в таком случае «нынешний режим может предстать в не слишком выгодном свете»). Румынов следует именовать не «восточноевропейцами», а «
Министерство иностранных дел также получало сигналы предупреждения о ненадлежащем поведении в стиле Мобуту. В марте 1978 года Дэвид Ламберт получил от Айвора Роулинсона из южноевропейского отдела
– Возможно, если он приедет, мы могли бы устроить ему прыжки с парашютом в компании принца Уэльского!
Служащие дворца жаловались Роджеру дю Буле, что свита главы Румынии слишком многочисленна. В середине марта румынский посол сообщил, что Чаушеску планирует привезти с собой пятьдесят пять человек, включая десять любимых журналистов, экипаж своего самолета и четырех дополнительных телохранителей, которые должны будут жить с ним рядом во Дворце. Штат Королевы ответил, что этим прихлебателям придется ночевать в другом месте, потому что даже Букингемский дворец не сможет вместить столько гостей.
Тем временем попытки заполучить почетную степень были безуспешны. 7 апреля Кеннет Скотт отправил в британское посольство в Бухаресте еще одну скверную новость: отказ получен и из Университета Саутгемптона. Однако Дэвид Ламберт из восточноевропейского отдела
24 апреля посол Британии Реджи Секонде прислал две очень откровенные телеграммы, в которых описал собирающихся к Королеве гостей. В первой телеграмме, адресованной министру иностранных дел Дэвиду Оуэну (для передачи во Дворец), был приведен откровенный, хотя и не лишенный лести, портрет Чаушеску. «Он самый абсолютный диктатор, какого только можно найти в современном мире», – предостерегал посол, добавляя, что Елена Чаушеску – «гадюка», их дети «безответственны», а бесконечные речи Чаушеску перед раболепными, скандирующими партийными аппаратчиками представляют собой нечто среднее между речами Адольфа Гитлера и сюжетом Джорджа Оруэлла. «Зловещий аспект заключается в том, что такой проницательный и опытный государственный деятель, как Чаушеску, способен принимать такое организованное поклонение. Все это слишком напоминает 1938 и 1984 годы[91]», – писал Секонде. Он предупредил о «злополучных» событиях во время некоторых предыдущих поездок президента, в том числе в ходе визита в Бельгию, где его охранники избивали местных жителей и «дрались из-за мест за обеденным столом». С другой стороны, Чаушеску был «благосклонно настроен к Британии, и, несмотря на приступы беспокойства, есть все шансы, что он сдержит инстинктивное для него побуждение взорваться, если кто-то вызовет его гнев или если его спровоцирует прием со стороны общества». Секонде заключал: «Нам повезло, что у руля сейчас президент Чаушеску. Он отважен, мыслит независимо и готов на переговоры с Западом во всех сферах». На этой телеграмме один из высокопоставленных чиновников криво написал: «Помогите!»
Секонде также отправил Роджеру дю Буле кое-какие полезные разведданные из Америки по поводу протокола. По итогам визита Чаушеску в США Секонде получил инструкцию американского посольства в Румынии о том, как следует вести себя с таким привередливым гостем. Во-первых, ни в коем случае не произносить благодарственную молитву перед приемами пищи. «Он не потерпит никаких отсылок к религии», – написал Секонде, и сообщил, что на одном из мероприятий в Америке во время благодарственной молитвы Чаушеску просто вышел из комнаты и вернулся позже. «Очень важно, чтобы госпожа Чаушеску осталась довольна, – добавил он. – Мадам обожает шопинг. Она, по-видимому, расплачивается, но вопрос оплаты следует разъяснять открытым текстом; она с радостью принимает все, что ей дарят». Другое дело – свита: «У американцев были некоторые проблемы с румынским авангардом, который раздавал бесстыдные указания о том, куда надлежит доставить меховые манто и пр.». Чаушеску также очень чувствительно воспринимает любое снисходительное отношение – это его свойство посол Британии называл «нетерпимостью к покровительству», – хотя его расположения без труда можно добиться экстравагантным церемониалом и внушительным приличным почетным караулом.
Золотое правило, которое должно было соблюдаться во все времена, заключалось в необходимости изобильной лести. «Постоянные восхваления мудрости Чаушеску как государственного деятеля будут весьма уместны, – советовал Секонде. – Лучшей смазки не найти, ее можно подливать в неограниченном количестве». Рекомендации посла распространили в Министерстве иностранных дел и Букингемском дворце.
– Полезно, – отметил Кеннет Скотт, который в дальнейшем в один прекрасный день оказался во Дворце в качестве заместителя Личного секретаря Королевы.