— Пожалуйста! Не надо, — заплакал я от невероятной боли, пронзившей тело.

— Не смей реветь! Не смей показывать страх! — Строго затребовал он.

Я думал, что акция ненависти единоразовая. Но отец мыслил иначе. Каждый раз, когда он возвращался с работы злой, то шел в мою комнату. Иногда снимал ремень, а иногда использовал любые подручные предметы.

— Не смей показывать страх! — Раз за разом повторял он. За каждую пролитую слезу или звук, мне доставалось сильней. Это был его метод воспитания, полагаю. Его школа жизни. Он был моей фобией. Моей дрожью в коленках. Моими пытками. Моим личным палачом.

— Ненавижу твое лицо! Твой стойкий характер! Напоминаешь меня! — Как-то по пьяни выскочило у него. И тогда я понял, что отец сам себе отвратителен. И это отвращение он пытается убить, избивая меня. Я был его личной пыткой, личным палачом и напоминанием о никчемности. За это он меня ненавидел. За это он ненавидел себя.

Однажды Глеб увидел отца в деле. Он закрыл собой меня и получил первый удар по спине кожаным ремнем. Мне было семь. Ему двенадцать. Глеб плакал от дикой боли, умолял отца прекратить. А я стоял с каменным лицом и смотрел на ужас и отвращение, которое с каждое секундой увеличивалось в отцовских глазах. За то, что Глеб был слаб духом меня в очередной раз постигла кара.

В школу я не ходил. Друзей у меня не было. Были только слуги, книги, розги и Глеб. Потом в нашей семье появились собаки. Кто-то подарил их отцу, и он не смог отказаться. Три породистых Стаффа — крепкие, мускулистые, коренастые псины. Это был первый раз, когда мне позволили выходить за пределы своего замкнутого мирка. Животные любили меня, дарили тепло, которое никто не давал из взрослых. Я дарил им его в ответ. И если меня собаки лелеяли, то на отца все чаще рычали и скалили зубы.

В какой-то из вечеров он выволок меня на улицу. Пьяный был, в последнее время это было естественным состоянием для него. Схватил палку и ударил ей меня по лицу. Я упал, а собаки это увидели. Их выгуливал наш садовник. Они вырвались и помчались к нам. Защитить меня хотели. Вот ведь забавные животные. Погрызли отца знатно тогда. Утром он приказал застрелить Стаффов.

Я злился на себя за это. Чувствовал вину, а еще осознал, что желаю отцу смерти. Он убил животных, которые ни в чем не виноваты. Лучше бы он сдох сам. Так я думал.

И вот тут папочка решил поменять тактику: отправить меня в школу. Это было странно, а еще меня пугал факт увидеть детей своего возраста. Как я должен себя вести с ними. О чем должен говорить.

Школа мне не понравилась. Ребята были слишком настырными, внимания чересчур много. Я к такому не привык. Хотелось спрятаться в уголке, отсидеться там, но у меня не было выбора. С этим пунктом всю жизнь как-то сложно.

Летом отец отправил меня в Китай. Это был военно-спортивный лагерь. Из нас пытались сделать солдатов, а еще прививали любовь к спорту и здоровому телу. Тогда я полюбил бегать, отжиматься и уроки по боевым дисциплинам.

По приезду впервые осмелился попросить что-то у отца. Хотел продолжить заниматься спортом. К моему удивлению, он согласился. Он вообще вел себя странно. Мог то посмотреть на меня с улыбкой, а мог рассечь спину.

В шестом классе меня опять отправили в Китай. В этот раз поехал и Глеб. Только он с его мягким характером продержаться там не смог. Ребята начали задирать брата, а я находился в другой группе. Со слезами Глеб уехал через две недели. Как итог, отец не разговаривал с ним до самой осени.

После седьмого класса в середине лета папаша пьяный сел за руль. Не справился с управлением и на повороте разбился на смерть. Радовался ли я? Не знаю. Почувствовал ли свободу? Однозначно, да.

По приезду в Россию мне сообщили, что отец оставил завещание, где все его активы и состояние были разделены поровну на сыновей. И это был сюрприз, потому что я никогда не претендовал на его деньги. Я думал, что к восемнадцати годам он меня выкинет. Но что-то в его системе пошло не так.

Глеб стал официально моим опекуном. Ему было восемнадцать на тот момент. Но он поступал в универ в Лондон, поэтому предложил мне два варианта: уехать с ним или поселиться тут, в этой квартире. Как видишь, я все еще здесь. Раз в неделю сюда приезжает няня, которая меня растила и за деньги готовит еду, убирает, стирает вещи. Это капризы Глеба. Брата, который несмотря ни на что, меня любит".

— Кир…

— Эй! — Резко наклоняюсь, приближаясь к лицу Ромашки. — Не смей только меня жалеть. Не для этого я поведал тебе свою тайну.