– Какого хера, Оли! – кричит Марк.

Оли опешивает. Его отец обычно не ругается при нем.

– Смешно, да? – говорит он, но в его голосе, позе, глазах нет уверенности. Оли словно только сейчас понимает свою ошибку. Он краснеет и поспешно направляется к выходу.

– Нет, мать его, это не смешно. Не показывай это своему брату, понял? Не показывай это никому. Ты меня слышишь?

Оли не отвечает, но Марк слышит хлопок двери его комнаты. Гнев проносится по его телу. Ему некуда деваться. Это не вина Оли. Марку не стоило кричать на него. Это все ее вина. Но ее здесь нет. Она не стоит перед ним. В этом проблема.

Марк заглядывает под раковину и хватает рулон черных мусорных пакетов. Он топает наверх по лестнице, перепрыгивая по две за раз. Дом словно трясется. Ярость витает в нем, как взрывоопасное топливо. Он может взорваться. Он открывает ее шкаф и начинает сдергивать одежду с вешалок и запихивать их в пакеты. Платья, топы, джинсы падают, обмякая, как сломанные конечности в братской могиле. Процесс недостаточно быстрый для него, он прекращает тратить время и бросает вещи в пакеты прямо с вешалками. Он пытается не вспоминать, где он видел ее в каждом из предметов одежды в последний раз, он отказывается вспоминать, как они на ней сидели, как она иногда кружилась перед ним, довольная своим нарядом, или стонала, что ей нечего надеть. Пространство, образовывающееся в шкафу, доставляет ему удовольствие. Он хочет от нее избавиться. От всех ее следов. Пакет быстро наполняется и он хватает следующий. А затем третий. Все должно исчезнуть. Он хочет стереть ее. Он дергает ящики с ее нижним бельем и начинает заталкивать в мусор ее трусы, носки, бюстгальтеры. Аккуратно свернутые пояса, сложенные шарфы и даже косметика отправляются туда же. Эти вещи – часть ее обмана.

– Пап, что ты делаешь? – Марк подпрыгивает как ошпаренный. Он поворачивается к Себу, глядящего на него круглыми, испуганными глазами.

– Просто избавляюсь от ненужных вещей.

– От маминых?

– Да. Я отнесу их в благотворительный магазин. Ей они не нужны.

Себ, похоже, снова готов заплакать.

– Они могут ей понадобиться, когда она вернется.

– Она не вернется, – говорит Марк. Он отворачивается от сына, потому что не может вынести выражения на его лице. Излучаемая им боль снова и снова бьет Марка в живот, в голову. Он жалеет, что привел Ли в свой мир. Он не может вынести мысли, что мальчикам придется потерять двух матерей. – В холодильнике есть мороженое. Почему бы тебе не пойти за ним? Я сейчас спущусь. Я почти закончил здесь.

Себ одаряет его недовольным взглядом, но выходит из комнаты.

У Марка в шкафу всегда было больше места, поэтому она повесила туда свое свадебное платье. Его недостаточно просто выбросить, отдать на благотворительность. Он хватает красивую воздушную ткань. Ему легко разорвать его своими большими руками. Каждое движение утоляет его жажду уничтожения. Только когда платье превратилось в лоскуты, его дыхание начинает замедляться. Ее вещи теперь лишь хаотичные куски мусора. Ему кажется смешным, как что-то может так сильно измениться в цене в зависимости от того, как на это смотреть. Он относит черные мешки вниз. Он раскраснелся, спина вспотела, но ему немного лучше. Он больше не чувствует себя таким гребаным идиотом.