— Замечательный дом и вид отсюда великолепный, — сказал один из гостей.

— Спасибо, друг, — произнёс он. — Я вообще люблю этот город.

— Как ты себя чувствуешь, Пинхас? — спросил Бен-Цви.

— А ты не видишь? Я очень болен и слаб. Авраам вот нашёл мне помощницу. Его жена врач заходит иногда посмотреть и послушать меня. Впереди ничего хорошего я не жду.

— Я уверен, ты поправишься и вернёшься, — сказал Ицхак. — Нам очень не хватает тебя. Ты должен продолжать править, как президент. Пусть только в представительской роли. Ишув находится в трудном положении. Народ верит, что если ты стоишь во главе ишува, то он сможет выйти из кризиса.

— Хотелось бы и мне верить, что я выздоровлю. Но ничто не внушает мне оптимизма. В нынешнем моём состоянии я не могу справиться даже с самим собой.

Он бросил взгляд на прибывших из Иерусалима друзей. Они всё поняли, потому и отводили от него глаза. Да он и сам чувствовал, как сильно он изменился.

— Я очень благодарен, что вы меня навестили. Но не нужно убеждать меня вернуться.

— В последнее время в печати много призывов к президенту. Хотят, чтобы ты продолжил свою деятельность, верят в тебя. Многие утверждают, что раскол ишува может привести к его разрушению и гибели.

— Я это знаю. У меня в папках десятки писем от простых людей. Тем трудней мне было трезво оценить своё положение и принять решение. Несколько дней назад я нашёл в себе силы и написал письмо о своём увольнении.

В это время на балкон вышла хозяйка с подносом в руках и поставила его на столик.

— Пожалуйста, господа, пейте чай и угощайтесь, — сказала она.

— Спасибо, Ида, — произнёс Рутенберг. — Будь добра, принеси мне конверт с письмом. Он лежит на столе в кабинете. Я тебе его показывал.

Ида кивнула и через минуту вернулась с конвертом в руке.

— Вот, Ицхак, моё заявление, — сказал он, протягивая ему письмо. — Не нужно его сейчас открывать. Просто посидим и поговорим.

Вскоре Пинхасу стало трудно говорить, и его тело сковала усталость. Гости поняли, что пора уходить. Бен-Цви задержался на балконе, чтобы проститься с другом. Он ничего ему не сказал. Только обнял и крепко пожал ему руку.

Через несколько дней Бен-Цви зачитал членам руководства Национального комитета письмо Рутенберга. В тот же день оно было опубликовано в газетах страны. А на следующий день газеты поместили и ответ Национального комитета на его увольнение. Руководство выразило большое сожаление, что состояние здоровья не позволило Рутенбергу продолжить работу, и большую признательность за его деятельность.

В те дни он получил письмо от главного раввина Ицхака Леви Герцога, пожелавшего ему полного выздоровления. Короткое письмо пришло и от Верховного комиссара. Гарольд МакМайкл написал, что сожалеет о его увольнении, но понимает его мотивы. Он обязан доложить об этом в Лондон.

Война, разразившаяся в Европе, ударила по деятельности электрической компании. Особенно по нормальной связи между офисами компании в Лондоне и предприятиями в Эрец-Исраэль. Стали невозможными заседания совета директоров и прекратились частые поездки Рутенберга в Британию. Когда он заболел, в Лондон стал ездить его брат. Офисы компании в центре Лондона были повреждены бомбёжкой, и лорд Сэмюэл переехал в Оксфорд. Неосведомлённый в деталях его болезни, Сэмюэл посылал ему из Оксфорда беспокойные письма. Он писал о судьбе компании, выражал опасение из-за падения её прибылей и умолял Рутенберга позаботиться о своём здоровье и немедленно отказаться от чрезмерного курения.

Финал великой жизни