— Я тебя понял, Пинхас. Конечно, необходимо учредить орган, который усилит деятельность против власти Сталина. Но мне кажется, всё же лучше попытаться убедить его ударить союзника в спину.
— Возможно, Роберт, стоит действовать и этим путём. Спасибо, друг, что выслушал.
— А тебе спасибо, что думаешь о победе Британии. Я вижу, ты никак не можешь смириться с тем, что не удалось предотвратить революцию. Ты как был, так и остался русским социал-революционером.
— Верно, Роберт.
Локкарт поднялся, крепко пожал Пинхасу руку и вышел из номера. А Рутенберг сразу почувствовал облегчение. Он сделал всё, что мог. Теперь можно возвращаться домой. В середине мая он поднялся на борт корабля.
И снова уход
В конце июня 1940 года Рутенберг сошёл на берег в хайфском порту. Он любил морские путешествия. Уже много раз он проделывал этот путь. Море всегда возвращало ему силы и душевное равновесие. Но сегодня он сознавал, что болен. Несколько дней он пробыл в Хайфе, провёл совещание в электрической компании и поговорил с братом. Потом отправился в Иерусалим. В заседаниях руководства Национального комитета не участвовал, а вскоре выехал в Тель-Авив. В течение трёх дней он вёл переговоры с Исраэлем Рокахом, пытаясь ещё раз изменить состав руководства и порядок его работы. Говорил и о чрезвычайном налоге, который до сих пор не действовал так, как должно.
Газеты приветствовали его возвращение и выражали ожидание, что сейчас он соберётся и навяжет руководству новые порядки и правила для чрезвычайного времени.
Бен-Цви предложил своим товарищам организовать праздничное заседание, чтобы отметить возвращение президента, и сообщил о нём Рутенбергу. Он не мог отказать коллегам и вернулся в Иерусалим. В назначенный час зал заседаний Национального комитета был полон. Когда объявили его выступление, и он шёл к трибуне, зал сопровождал его рукоплесканием. Рутенберг знал, что его уважают и сейчас ждут от него подтверждения тех надежд, с которыми связывали его поездку в Лондон. Но разве может он им сказать, что ему ничего не удалось добиться? О своём государственном визите он не сказал ни слова, а посвятил свою речь войне Британии с врагом. Рутенберг никогда не скрывал своё англофильство. Несмотря на порой жёсткие меры Британии в отношении Эрец-Исраэль, он всегда считал её совершенным государством, несущим дары цивилизации всем народам империи. А сегодня противостояние Британии с нацизмом стало явлением, которое впечатляло всех и отовсюду получало благословение.
— Теперь о наших делах. Я поговорил с Ицхаком и некоторыми из вас. К сожалению, положение в стране не улучшилось. Причиной этому является вражда между партиями и фракциями и неэффективное руководство. Я не раз уже пытался уменьшить до минимума число членов узкого комитета. И буду делать такие попытки снова. Недавно я говорил об этом с Рокахом. До сих пор мы не сумели добиться, чтобы оптимально работал чрезвычайный налог. Он нам необходим. В стране большая безработица и нужда ишува лишь углубилась. Эти вопросы требуется решить немедленно. Выход из кризиса только в нашем единстве. Я твержу об этом всякий раз. И ещё, мы все находимся перед смертельной опасностью — жестокий враг приближается к границам страны.
Он отошёл от трибуны и устало и грузно опустился на стул. Аплодисментов почти не было. Он не предложил своим приятелям ничего нового.
Недели три он вёл утомительные переговоры с представителями разных партий, настаивая и убеждая их пойти на компромисс. А в середине июля он собрал пресс-конференцию. На неё съехались журналисты всех газет. От президента ждали решений, которые изменили бы к лучшему положение в ишуве.
— Товарищи, за последнее время руководство Национального комитета провело множество заседаний. Мои усилия сократить состав руководства до минимума увенчались лишь частичным успехом. Я работал, верный великому народу. Всей душой я ненавижу партийность. Она разрушала нас многие годы. Я старался объяснить это представителям партий. Но не в моей власти послать в больницу всех душевно больных, опасных для ишува. По требованию большинства членов руководства удалось сократить его состав с восемнадцати до одиннадцати человек. К сожалению, оно осталось большим и неповоротливым, и не позволит вести эффективную деятельность.
— Господин президент, Вы хотели создать новый орган, — сказал мужчина средних лет. — Какой состав его с Вашей точки зрения нужен ишуву?
— Мои партийные коллеги упрекают меня за пренебрежение демократией. Я, как и они, социалист и прекрасно понимаю её значение. Но ишув переживает тяжёлые времена. Мы не можем позволить себе бесконечные прения и разговоры. Сегодня ишув нуждается в авторитарных действиях и решениях. Это и является моей целью почти весь период моего президентства. Вначале я пытался учредить комиссию троих, в руки которой будут переданы все полномочия. Большинство членов руководства отвергло моё требование. Оно также отклонило и моё второе предложение о руководстве, состоящем из пяти членов. В конце концов, я был вынужден согласиться на руководство числом в одиннадцать членов.
— Господин Рутенберг, говорят, мы будем производить обувь для британской армии? — спросил кто-то ещё.
— Есть такой проект. Наша задача помочь Британии выстоять. Мы нашли средства для организации такого производства. Оно также позволит трудоустроить наших людей.
Были ещё вопросы. Разочарование в нём, сильном человеке, обнаружившем свою слабость, проявилось и здесь, в этом небольшом зале Национального комитета. Он отвечал хриплым голосом, стараясь говорить короткими фразами. Что-то в горле давно мешало ему и отнимало силы.
В газетах появились статьи. Они отражали мнение левых, правых, центристов и ревизионистов. Автор одной из них утверждал, что у Рутенберга есть все необходимые достоинства, чтобы быть лидером. Он потерпел провал из-за того, что отказался быть диктатором. А это как раз то, что требуется сейчас. Почти во всех газетах говорилось, что надежды на него, сильного человека, не принадлежащего ни к какой партии, не оправдались. Стояние над партиями — это преимущество личности, руководящей в час кризиса, но без поддерживающей спины большой и сильной партии, он был вынужден уступить и покориться желанию партий. Рутенберг читал статьи и понял, что настало время уходить. Ему сказали о телеграмме Жаботинского своим людям. Верный многолетней дружбе с Рутенбергом, он призывал их воздержаться от бойкота Национального комитета и присоединиться к его руководству. Но Рутенберг уже принял решение и ранним августовским утром выехал в Хайфу. В ишуве распространились слухи, что он уволился со своей должности, но руководство торопилось их отрицать. Ицхак Бен-Цви собрал людей и после длительных переговоров, был избран главой руководства, которое назвали «сокращённым». Он пытался объяснить отсутствие президента тем, что он болен и это не позволяет ему активно участвовать в работе. Но газеты и его друзья в руководстве Национального комитета не слишком верили в его заявления о болезни. Они считали их дипломатической игрой.
В один из дней Ицхак с близкими друзьями отправился к нему в Хайфу. Рутенберг, услышав их голоса, с трудом поднялся с постели. Он был рад их приезду. Строительство его дома закончилось недавно и ему захотелось показать его друзьям. Дом располагался над северным склоном горы Кармель. Отсюда открывался прекрасный вид на море и зелёные горы Галилеи, город у подножья горы Кармель, залив, порт и его любимое детище — электростанцию. Пинхас вывел гостей на балкон. Было жарко, но ветерок с моря приятно охлаждал разгорячённые лица. Расположились на стоящих здесь креслах, и Рутенберг попросил хозяйку что-нибудь приготовить.