– Какой день! – уже на следующее утро с гордостью воскликнул президент. – Протестовать вздумали, забастовки устраивать – вот и получили! Олигархи, профсоюзники, бандиты,
А зрители передачи “Алло, президент!” смеялись вместе с ним, хотя многие знали, что эти слова Чавеса никак не согласуются с его же Конституцией. Пресса и оппозиция, разумеется, не оставляли заявлений президента без ответа, начался своеобразный словесный пинг-понг. Специальные гости программы Моники Паркер называли Чавеса коммунистом, обвиняли в том, что он желает все взять под свой контроль и отменить частную собственность. Объявляли президента противником демократии, резонером и ретроградом.
– Неужели он способен спать спокойно, зная, что вверг страну в такой кризис? Неужели совесть совсем его не мучит? – возмущалась Моника, разговаривая с Эвой Лопес в “Черном дереве” после занятий йогой.
И хотя оппозиция по-прежнему представляла собой лишенную лидера массу, Монику поражало, что самые вроде бы близкие люди оставляли Чавеса в одиночестве: и бывшая любовница – еще из тех времен, когда он был военным, и жена Элоиса, и товарищи, с которыми он предпринял попытку переворота, и даже шеф президентской охраны. Все они сейчас перешли в лагерь его противников.
– Остается только пожалеть и этого человека, и нашу страну, – бросила Моника с негодованием. – Все у нас, в Венесуэле, с пугающей скоростью приходит в упадок. Государственный сектор никогда еще не был таким бездарным. Неужели мы и вправду заслужили этого безумного президента, свихнувшегося на мечте стать бессмертным каудильо?
Эва, внимательно глянув на нее, поспешила сменить тему: – Я тоже этого не понимаю. Но ты ведь знаешь: если я в чем и разбираюсь, так только в йоге и системе пилатес, но уж никак не в политике. Политику я оставляю тебе.
Во всем виноват он один
Если совсем недавно проливные дожди, сели и летевшие с гор камни изменили геологические очертания побережья страны, то теперь уже политические бури грозили вот-вот преобразить рельеф власти.
По улицам шествует разгневанная толпа – люди протестуют против действий правительства.
При этом многие из тех, кого Уго считал своими друзьями, как-то слишком уж вяло выражают ему свою поддержку, а некоторые просто исчезли с его горизонта и даже не отвечают на телефонные звонки. Всем ясно, что правительство Чавеса в опасности.
Фидель по телефону призывает его любым способом договориться с оппозицией и везде, где только можно, искать себе союзников.
– Сейчас такое время, когда поддержку и симпатии ты должен покупать, – поучает он Чавеса. – А врагов надо бить по башке. Ты должен применять силу – иногда люди понимают только такие методы.
Беда в том, что Уго знает: как раз силы-то у него и маловато, а тем более чтобы пустить ее против вышедшего на улицы народа. Вот уже несколько часов он сидит на своем дубовом стуле и как зачарованный наблюдает бесконечное и по-макиавеллиевски хитро организованное шествие. Заснуть он не может – пьет одну чашку кофе за другой и курит одну сигарету за другой, чувствуя, как все больше путаются мысли в голове.
Событий последних трех дней с лихвой хватило бы, чтобы заполнить собой несколько страниц истории. Никто не ожидал подобного поворота – ни зарубежная пресса, ни президенты разных стран, ни агенты заинтересованных государств, в том числе люди Эвы и Маурисио. Прану, министрам, первой даме, родственникам, сторонникам и хулителям Чавеса кажется, будто они смотрят остросюжетный фильм на политическую тему, где интрига причудливо закручивается прямо у них на глазах. Правда, этот фильм вызывает слишком уж живую реакцию, а кое-кого и по-настоящему пугает.
Все покатилось вниз еще несколько недель назад. Началось с серии спецвыпусков программы Моники Паркер, затем последовали жесткие действия президента. Однажды утром, например, прямо перед телекамерами он вытащил из кармана свисток и, подражая футбольному арбитру, принялся выгонять “с поля” управленцев и сотрудников нефтяной компании. – Уж вы поверьте: мне ничего не стоит всех вас до одного выставить отсюда вон, – заявил он не терпящим возражений тоном. – С сегодняшнего дня каждый сотрудник нефтяной компании, участвующий в забастовке, будет автоматически считаться уволенным. Никаких переговоров больше не будет. Болтовня тут не поможет. Все. Хватит.
– Нам следовало бы попытаться пойти на мировую со всеми оппозиционными группами, – советовал ему Анхель Монтес. – Иначе, не дай бог, дело кончится для нас плохо.
Однако Уго пропустил мимо ушей совет друга, как и любые другие его советы. Поступок президента взорвал оппозицию, которая в штыки приняла недавние незаконные увольнения и сразу же встала на сторону нефтяников. Казалось, протестующие руководители нефтяной компании легко могут стать лидерами мощного мирного движения, которое лишит Чавеса власти.
Одна за другой проходили встречи между профсоюзными лидерами, хозяевами частных медиакомпаний, главами традиционных партий, отодвинутых Чавесом на задний план, журналистами, предпринимателями и недовольными генералами. Все были уверены в необходимости возобновить диалог и принять срочные меры, так как ситуация складывалась чрезвычайная. Антиправительственная коалиция объявила не только о проведении всеобщего марша протеста, но и о начале общенациональной бессрочной забастовки.
Пран и Вилли Гарсиа пристально следили за действиями оппозиционеров. Пран готов был биться об заклад, что в неминуемом столкновении победу одержит группировка тех военных, которых он регулярно подкармливал, чтобы они помогли ему распространить торговлю наркотиками за границы страны. Во всяком случае, Прана положение дел нисколько не тревожило. По всем шахматным доскам он уже расставил свои фигуры.
С поразительной скоростью радио- и телепрограммы заполнились выступлениями, в которых критиковалось правительство и делалась попытка прочистить мозги последователям Чавеса, не желавшим видеть правды. Были и прямые обращения к президенту: