Едва я закрываю за собой калитку, как слышу злющий рев мотоцикла, показавшегося на повороте нашей улицы. Несмотря на то, что я уже дома, в безопасности, сердце оглушительно бабахает в груди, и от его недюжинных толчков я испытываю нарастающее волнение. Не хватало только, чтобы этот тип вынюхал, где я живу!

Мне приходится отскочить вправо и прошмыгнуть за гараж.

Привалившись спиной к его теплой каменной поверхности, я втягиваю добрую порцию воздуха через нос и, зажмурившись, пытаюсь прийти в себя. Еще секунда, и он бы заметил меня! Вот упертый баран! И наделило же мироздание этого прилипалу таким непрошибаемым характером!

Я открываю глаза и в то же мгновение ловлю себя на мысли, что улыбаюсь.

Да-а-а, это было весело!

Дождавшись, когда гул мотоцикла, поднявшего пыль на улице, растворится где-то вдали, я отлипаю от стены. С головы слетает наполовину высохший виноградный листок, и я смеюсь вслух, вспоминая какими «огородами» мне пришлось смываться от неминуемого возмездия. Видела бы меня мама! Ох, нет. Лучше ей об этом не знать.

Продолжая хихикать себе под нос, я сворачиваю на дорожку, ведущую к террасе, и устраиваюсь на деревянных порожках. Я притягиваю колени к груди, обхватываю их руками и еще некоторое время вспоминаю детали «прогулки». Черт! А я ведь даже не знаю, как этот тип выглядит.

Нет. В смысле… я оценила его потертые джинсы классического кроя, кожаную куртку с воротником-стойкой, из-под которой выглядывала белоснежная футболка, стильные черные кроссовки, но… мне с трудом удастся узнать его лицо, если, не дай бог, я столкнусь с ним где-нибудь нос к носу. И все из-за его блестящего новенького шлема, который неестественно сплющил щеки, лоб и даже сдвинул к переносице брови, оставив на обозрение лишь глаза, темные и суровые.

Ох, нет! Лучше бы мне с ними больше не встречаться.

Я поднимаюсь и сбегаю с порожков вниз, выныривая из своих суетливых мыслей. Не чувствуя ног, я лечу в конец участка к козам, чтобы узнать, как у них там дела, и приласкать мою дорогую Майку. Совсем скоро мама поведет животных в загон на вечернюю дойку, а пока мы с папой можем вдоволь насидеться плечо к плечу под кроной старой яблони и налюбоваться озорством бедовых козлят. У папы по обыкновению в траве припасена бутылка кефира и что-нибудь съестное, типа молочного коржика или бутерброда с сыром, и я, не сумев обуздать то, что трепещет у меня внутри, целую его в небритую щеку вместо благодарности за такой своевременный перекус. Я люблю жевать что-нибудь на природе: будь то яйцо с кусочками сала или пустой мякиш ржаного хлеба, и от этого простого действа чувствую себя по-настоящему счастливой!

Возвращаясь к дому, я только сейчас замечаю, что у соседей снова в разгаре их очередная дебильная вечеринка, и какой-то питекантроп орет на всю округу адским матом. И, похоже, давно! Я не вижу, что происходит за забором, с террасы просматривается только полуосвещенная пустая беседка, расположенная на возвышенной стороне соседского двора, но, судя по всему, этого обезьяночеловека закинули в бассейн остудиться, а в бассейне — я закатываю глаза и мысленно изображаю его блаженный ор — вода, как в проруби!

Эй, придурок! Желаю, чтобы ты отморозил себе все причиндалы того самого места и как можно скорее выбыл из гонки за статус доминирующего самца!

— Весело проводят время, — обогнув меня, папа беззаботно кивает в сторону коттеджа с балконом, который всю мою жизнь вызывал одно сплошное раздражение. Я даже не заикаюсь о его обитателях! И ни с того ни с сего спрашивает: — Может быть, ты бы тоже хотела повеселиться?

— Спасибо, пап. Но нет.

И про себя тихонько хихикаю: «Вообще-то я сегодня уже и так отлично повеселилась!»

Папа похлопывает меня по плечу, с теплотой подмигивает и скрывается за входной дверью. Мне кажется, или он, в самом деле, переживает за меня, что я провожу день за днем как-то не так? Не так, как мои сверстники, типа недоумка за забором или вечно влюбленной в своих многочисленных парней Юльки. Но зря он тревожится — все нормально. Мне тоже будет, что вспомнить в старости.

Сейчас на улицу должна выйти мама. Уже смеркается, пора загонять коз. Я стою и жду ее, наблюдая, как на потемневшем небе одна за другой вспыхивают яркие звезды. И если бы не звуки из блат-хаты, двери которой еженедельно распахивает сосед, довольствующийся полной свободой, пока его родители находятся в заграничной командировке, я бы решила, что этот вечер один из тех самых вечеров, когда жизнь ощущается полной и прекрасной.

Но мама не спешит показываться на террасе. Средь звуков долбящей музыки и воплей ископаемых я слышу жалобное блеяние уставших за день коз. Я заглядываю в прихожую и как можно громче сообщаю, стараясь переорать то, что творится на улице:

— Мам! Я заведу коз сама! — И решительным шагом отправляюсь на пастбище.