И на этот раз я принимаю подачу.

— Звездец, Артур! Что за матрас у тебя такой? Да этой бандурой мотоциклетные колеса можно накачивать!

— Матрас, как матрас, — ржет он и пожимает плечами. — Так и быть, опробуешь его первым! Давай, желай спокойной ночи своему байку и пойдем. Я ворота закрою, — забирает у меня насос и жестом приглашает к выходу.

Но я не встаю. Я растираю лицо ладонями.

На что он реагирует более чем странно:

— Не один, Тони! Не один! — и одобрительно хлопает меня по плечу.

Но я не догоняю его последнюю подковырку. Поэтому на полном серьезе выкладываю все свои планы на ближайшие полчаса:

— Слушай, я сделаю кружок по поселку и вернусь.

Артурчик смотрит на меня с подозрением:

— Ты, что ль, успел из «вне» кого-то подцепить?

— Да кого тут подцепишь? — как можно небрежнее фыркаю я.

— О-о-о, — тянет он и трясет головой, выказывая свое недовольство, — я думал, тебе все равно, а ты еще и привередливый! Зря говорят, что дембеля всеядны, — с ехидцей смеется он, вынуждая ответить на его же манеру.

— А ты других не слушай. Сходи и сам все узнаешь!

Хохотнув, я надеваю шлем и выкатываюсь из гаража.

— Не-е, — почти крестится он, — меня и тут неплохо кормят. — И смеется уже мне в спину: — Ну матрас-то мне для тебя зажать? Или ты с концами?

— Зажми! — успеваю выкрикнуть я, прежде чем срываюсь с места и через долю секунды скрываюсь за поворотом.

Знакомые проселочные дороги принимают меня как своего.

А я все думаю, думаю, но не о них. Не знаю, на что я рассчитываю, вновь отправляясь на ее поиски, но мне просто необходимо еще раз пронестись по всем закоулкам Озерков, чтобы успокоиться хотя бы на время. А потом снова и снова использовать все свои шансы.

Разгорячившись еще больше после повторного неудачного заезда, я влетаю в Артурчиков двор, торможу в двух сантиметрах от стены дома, рывком избавляюсь от шлема и куртки и, увидев знакомые лица, нерешительно толпящиеся возле бассейна, разбегаюсь и, на скаку освобождаясь от прочей одежды, с командой «По-бе-ре-гись!» прыгаю с трамплина в бассейн.

— А-а-а! А-а-а! А-а-а!!! — вынырнув, рву горло я, не в силах выкрикнуть что-то более или менее связное. С языка слетает всякая нецензурщина, и я не могу сдержать себя, чтобы не проорать и ее. Я проклинаю себя за безрассудный поступок. — Твою мать, Шарик! А-а-а!!! Вода, как в проруби!