Я сажусь ей на хвост. Благодаря свету встречных фар, я вижу ее тень на заднем стекле. Я ощущаю ее суету. Я обжигаюсь ее горячим пламенем. И понимаю, что она сама хотела этого
Вот только водитель, заметив хвост, напрягается и желает уйти от меня во чтобы то ни стало. Сначала он просто ускоряется, срезает путь дворами, совершает маневр за маневром, но потом, выехав на опустевшую трассу, когда мой мотоцикл, кренясь, настигает его тачку сбоку, понимает, что зря старается. От нее ко мне тянется невидимая нить, которую не оборвать.
— Ты дебил? — высунувшись в окно, орет мне мужик.
Но мне плевать на его выпады. Я сигналю
Незадолго до поворота к Озеркам машина такси сбавляет скорость, и мне приходится сделать то же самое, чтобы продолжать
Проклятье!
Я резко даю по тормозам — проблемы мне ни к чему, — достаю из внутреннего кармана куртки документы — с ними все в порядке, — протягиваю их и даже снимаю шлем, чтобы инспектор мог взглянуть на мою физиономию. Мне важно как можно скорее продолжить путь. Если потребуется, сейчас я перед ним даже лезгинку станцую.
После непродолжительного диалога меня отпускают. Я подозреваю, что этот водятел из «
Я заворачиваю в Озерки и, оказавшись скрытым от патруля лесополосой, наваливаю газу, пытаясь нагнать расстояние, которое разделяет нас. Я злюсь. Честное слово, злюсь! Но не на рыжую бестию, а на себя. В который раз я ищу ее, ищу везде, проезжаю по каждой улице, свечу вдаль фарой, будоража спящий поселок. Ищу, но не нахожу. И в начале третьего, вконец потеряв надежду, подъезжаю к дому Артурчика.
За забором бахают басы, эхом расползаются по всей округе. Слышен гогот, девичий смех, всплески воды, пахнет чем-то паленым, и я вкатываюсь во двор, заглушая все это ревом уставшего мотоцикла.
— Тони! — кричит кто-то издалека, но я не реагирую на чужие голоса до тех пор, пока стойка не хуже складного ножа не втыкается в податливую почву газона. Я не спеша вешаю шлем и куртку на руль, нехотя сползаю с сидения и только тогда иду к ним, разгоряченным, но не столько алкоголем, сколько бесшабашным времяпрепровождением.
Кто-то протягивает мне пиво, я машинально делаю глоток и отдаю бутылку обратно. Я уже вижу надувной матрас, предназначенный не для плавания, а для сна, распластанный по водной глади — это для него Артур искал насос, — и, игнорируя бестолковые расспросы о том, где был, вытаскиваю его из бассейна и падаю на сухую поверхность, раскинув конечности.
— Оу, кто-то устал, — подсаживается ко мне блондинка со смутно знакомым лицом. Кажется, зовут ее Лена. Или не Лена. — Может, нужен массаж? — спрашивает она, участливо заглядывая в глаза.
— Только если ты на этом специализируешься, — хмыкаю я. Переворачиваюсь на живот и, едва ее теплые руки касаются моих плеч и спины, мгновенно отрубаюсь.
Просыпаюсь я оттого, что рядом кто-то тихонечко ржет. Почти хрюкает. Я открываю один глаз — в окно брезжит рассвет. Я прекрасно помню, как я, замерзнув на улице, перебрался на веранду и устроился на диване, но вот какой заботливый тип укрыл меня пледом — загадка.
Я вылезаю из своего теплого гнезда, сажусь на край постели и сонными глазами стараюсь разглядеть, кому с утра пораньше так весело. Всю ночь проржали, и им мало?
Через проход от меня, на кушетке, поджав под себя ноги и спрятав тощие руки между колен, посапывает Тим. С уголка его губ тянется тонкая нитка слюны, оставляя на мягкой светлой обивке серое разрастающееся пятно.
Я морщусь. И переключаю внимание на другого.
На карачках возле кушетки сидит сам Артур и, как пятиклассник в лагере, ловко орудует ватной палочкой — рисует на теле спящего татуировки зеленкой. Крест, купола, какую-то хрень, не похожую ни на что, и добавляет к своему произведению искусства торжественную подпись из трех букв, поясняющую картинку на лбу Тима.
Я ухмыляюсь: