— Да… — растерянно вздыхаю я.

— А я вот сразу тебе говорила, что он, должно быть, отличный парень. У меня на таких глаз-алмаз! — улыбается Юлька. — Кстати, — она вытягивает руку вперед, собираясь продемонстрировать мне свое новое изящное колечко на безымянном пальце, но я-то давно его заметила, просто пока еще не представилось случая о нем расспросить, — Олег подарил!

— Вау! — искренне восторгаюсь я. И удивляюсь. Поэтому заглядываю подруге в глаза и пытаюсь прочитать в них нечто большее, чем ее привычное блаженное отупение, и в какой-то момент ловлю себя на мысли, что завидую. Но не подарку, нет, а простоте ее чувств. Она не скрывает их, не стыдится своей влюбленности, не прячет ее и не прячется сама. Как это делаю я.

— Правда, красивое? — вращает кольцо на пальце, и мелкие синие камушки играют, купаясь в солнечных лучах, ворвавшихся из-за занавески в гостинную.

— Да оно потрясающее! — от всей души восхищаюсь я. И еще больше убеждаюсь, что все мои прежние умозаключения — ничто по сравнению с тем, что теплится в сердце.

Кажется, я тоже испытываю к Антону нечто подобное. Может, не такое явное и упоенное или, наоборот — я улыбаюсь и смущенно отворачиваюсь, — буйное и фееричное… но обозначить это устоявшимся термином, который я, не вникая в суть, применяла ко всему и к каждому, будет неправильно. Оно слишком узкое и ни о чем не говорит.

К примеру, «букет», который Антон «подарил» мне, нарисовав на руке обыкновенной шариковой ручкой, благоухает во мне и сияет, гораздо ярче любого кольца. Но это не делает Олега плохим и не возвышает Антона над другими. Просто все мы — разные, и проекция чувств каждого имеет множество граней.

Да взять хотя бы маму с папой! А они в последнее время ведут себя по меньшей мере странно: то украдкой обмениваются заговорщическими взглядами, то хихикают, закрывшись среди бела дня в пристройке или в ванной, гоняются друг за другом со шлангом по двору, а то и вовсе… дрыхнут утром, как сурки, игнорируя настойчивый трезвон будильника, и при всем при этом думают, что я ослепла и ничего не замечаю! Кажется, они махнули рукой на реальный возраст, обозначенный в паспорте, и вновь вернулись в свои сумасбродные семнадцать. А значит, даже после многих лет, прожитых вместе, те самые чувства, как я ошибочно думала раньше, никуда не деваются — их просто важно уметь разбудить, освежить и, не боясь, впустить в свою жизнь.

Я смотрю на колечко Юльки, и меня вдруг внезапно — как гром среди ясного неба! как яркая вспышка в ночи! — осеняет:

— Так что, получается, Олег сделал тебе предложение?

Подруга, на долю секунды смутившись, довольно кивает.

Я взвизгиваю и выпрыгиваю из-за стола:

— Правда?! Серьезно?! Так скоро?! — обнимаю ее, и мы, кружась, скачем по комнате. — И… ты ответила…?

— Что за вопрос? — хохочет она. — Конечно, да!

Да! Да! Да!

Сто тысяч раз «да»!

И это точно, совсем-совсем точно-преточно никакое не блаженное отупение! Это счастье! Это слезы радости, которые я смахиваю.

— Я вас поздравляю! Вы такие… смелые и классные! А ты, — я слегка отстраняюсь и заглядываю Юльке в ее светящиеся глаза, — будешь самой сногсшибательной невестой! И не потому, что купишь бомбическое платье — а ты его обязательно купишь, я знаю! — а потому, что искренна, любишь и счастлива!

— И любима, — добавляет она.

— Аминь!