В России такие поединки происходили постоянно.

Особенностью русской дуэли, требовавшей железной выдержки, было право сохранившего выстрел подозвать выстрелившего к барьеру и расстрелять на минимальном расстоянии.

Напротив, согласно Дуэльному кодексу де Шатовильяра, дуэлянт, выстреливший первым, к барьеру подходить был не обязан.

В комментарии к Дуэльному кодексу де Шатовильяра по этому поводу было указано, что при проведении дуэли из пистолета в движении, когда один из противников выстрелил, тот, кто сохранил свой пистолет заряженным, может продвинуться для выстрела вперед до определенного рубежа. Другой же противник больше не обязан двигаться вперед, а должен лишь ждать выстрела.

Это требование было внесено в условия дуэли Пушкина с Дантесом по настоянию д’Аршиака, ориентированного на европейские дуэльные правила.

Согласно Дуэльному кодексу де Шатовильяра, существует много видов дуэлей на пистолетах; но было одно правило, общее для всех, – наиболее близкое расстояние должно равняться 15 шагам (глава VI Дуэльного кодекса).

Дуэльные правила в Западной Европе предполагали, что барьерная дистанция (минимальное расстояние между рубежами открытия огня) должна быть установлена такая, чтобы обеспечить невысокую вероятность попадания, обычно 30–35 шагов.

Дуэли, которые проводились на расстоянии 10 шагов (не ближе), считались, согласно Дуэльному кодексу де Шатовильяра, «исключительными».

Об исключительных дуэлях в Дуэльном кодексе де Шатовильяра (глава VIII) сказано следующее: «Мы с сожалением рассказываем в данном очерке об исключительных дуэлях и надеемся, что они будут происходить все реже и реже, и мы рекомендуем секундантам выбирать данные виды дуэлей только в непредвиденных, исключительных случаях, которые должны ими тщательно оцениваться».

В России дуэльная дистанция обычно не превышала 10–15 шагов, и результатом дуэли считалось либо ранение, либо смерть.

Минимальным расстоянием могло быть три шага; дуэли на шести шагах экзотикой не были. Расстояние в 25–35 шагов не применялось никогда. В дуэли Лермонтова с де Барантом в 1840 году 20 шагов были явной уступкой французской стороне.

Известно, что Пушкин в 1836 году говорил будущему секунданту Ж. Дантеса – д’Аршиаку: «Вы, французы, вы очень любезны. Все вы знаете латынь, но когда вы деретесь на дуэли, вы становитесь в 30 шагах и стреляете в цель. Мы же русские, – чем поединок без…, тем он должен быть более жестоким».

По имеющейся статистике, во Франции при обилии поединков погибало в год (с 1839 по 1848) не более шести человек. Это говорит о том, что составители и блюстители европейских дуэльных правил думали прежде всего именно о демонстрации готовности участников поединка к риску, к бою. В европейской дуэли оставался смертельный риск, но все возможное было сделано для того, чтобы кровавый исход оказывался уделом несчастного случая.

Германия стала родиной знаменитых студенческих дуэлей на отточенных рапирах. Дуэльные братства, которые образовывались при каждом университете, регулярно проводили поединки, больше похожие на спортивные состязания. За 10 лет с 1867 по 1877 год только в маленьких университетах – Гиссенском и Фрейбургском – прошло по несколько сотен дуэлей. Они почти никогда не имели смертельного исхода, так как принимались всевозможные предосторожности: дуэлянты надевали особые повязки и бандажи на глаза, шею, грудь, живот, ноги, руки, а оружие дезинфицировалось. По свидетельству одного врача в Иене, который с 1846 по 1885 год присутствовал на многочисленных поединках, не было ни одного случая со смертельным исходом.

В русской дуэли все ставилось так, что бескровный вариант был уделом случайности. Идея дуэли, как мятежного акта, требовала максимальной жестокости.

Об особенностях русской дуэли А. Кацура в книге «Дуэль в истории России» пишет:

«История российских дуэлей при близком и внимательном ее рассмотрении являет собою некое окошко, через которое можно разглядеть что-то глубинное и своеобразное в великой драме русской жизни. По благородству поведения на дуэлях русские дворяне порой могли бы соперничать с Дон Кихотом. Да и в самой их жажде ссор и поединков было немало донкихотского. А все дело, видимо, в том, что русское дворянство, сложившись как единое сословие с общим сословным понятием чести довольно поздно, в качестве поля борьбы за свободу и личное достоинство долгое время не могло сыскать ничего иного, кроме поля дуэльного. И оно кинулось туда с той же страстью, с какой герой Сервантеса кидался на ветряные мельницы.

Европейская дуэль вошла в высшее русское общество с ветром европейской свободы. Дуэльный обычай оказался одной из плат – и нелегких плат – за право дышать ее свежим воздухом».

В заключение хотелось бы привести следующие выдержки из той же книги А. Кацуры:

«Изучение дуэльных эпизодов приближает к нам их участников. Дуэльная история как бы укрупняет человека. Выходящего на поединок мы видим в лупу – со всеми прекрасными его качествами: горячим правдолюбием, смелостью, презрением к смерти – и со всеми низкими: злобой, завистью, ревностью, зависимостью от мнения света. Но, в конце концов, человек имеет право быть и злым, и завистливым, и ревнивым. У него только нет одного права – быть нелюдью. Нелюдь не стреляется у барьера, не выхватывает шпагу в защиту своей чести. Клевета, ложь, наветы, удары исподтишка, из-за угла, наглый неправедный суд – у них широк арсенал. Они спокойно могут посылать на смерть и друзей (если только у них бывают друзья), и близких, и тысячи сограждан…