Со слов артиллерийского офицера К. Х. Мамацева, записанных В. А. Потто, Лермонтов никогда не подчинялся никакому режиму, и его команда, как блуждающая комета, бродила всюду, появлялась там, где ей вздумается, в бою она искала самых опасных мест и находила их чаще всего у орудий Мамацева. 27 октября 1840 года последний арьергардный батальон, при котором находились орудия Мамацева, слишком поспешно вышел из леса, и артиллерия осталась без прикрытия. Чеченцы разом изрубили боковую цепь и кинулись на пушки. В этот миг Мамацев увидел возле себя Лермонтова, который точно из земли вырос со своею командой. «И как он был хорош в красной шелковой рубашке с косым расстегнутым воротом; рука сжимала рукоять кинжала. И он, и его охотники, как тигры, сторожили момент, чтобы кинуться на горцев, если б они добрались до орудий», – вспоминал Мамацев.

Не менее опасные вылазки предпринимались Лермонтовым и в свободное от службы время.

Однажды вечером во время стоянки Михаил Юрьевич предложил некоторым лицам в отряде: Льву Пушкину, Глебову, Палену, Сергею Долгорукому, декабристу Пущину, Баумгартену и другим – пойти поужинать за пределы расположения лагеря.

Граф Пален, проходивший вместе с ним службу, так описывает этот ужин, организованный Лермонтовым: «Это было небезопасно и, собственно, запрещалось. Неприятель охотно выслеживал неосторожно удалившихся от лагеря и либо убивал, либо увлекал в плен. Компания взяла с собой несколько денщиков, несших запасы, расположилась в ложбинке за холмом. Лермонтов, руководивший всем, уверял, что, наперед избрав место, выставил для предосторожности часовых, и указывал на одного казака, фигура коего виднелась сквозь вечерний туман в некотором отдалении. С предосторожностями был разведен огонь, причем особенно незаметным его старались сделать со стороны лагеря. Небольшая группа людей пила и ела, беседуя о происшествиях последних дней и возможности нападения со стороны горцев. Лев Пушкин и Лермонтов сыпали остротами и комическими рассказами. Причем не обошлось без резких суждений или, скорее, осмеяния разных всем присутствующим известных лиц. Особенно если в ударе был Лермонтов. От выходок его катались со смеху, забывая всякую осторожность. На этот раз все обошлось благополучно. Под утро, возвращаясь в лагерь, Лермонтов признался, что видневшийся часовой был не что иное, как поставленное и наскоро сделанное чучело, прикрытое шапкою и старой буркой».

За период боевых действий на Кавказе Лермонтов ни разу не был ранен, хотя и участвовал во многих перечисленных боевых операциях.

На двух дуэлях, в которых ему пришлось участвовать, он получил ранения: на дуэли с де Барантом совсем легкое, а с Мартыновым – смертельное.

Условия поединков существенно различались. На дуэли с де Барантом противники использовали шпаги, а в дальнейшем стрелялись, стоя на расстоянии 20 шагов друг от друга. Дуэль с Мартыновым – это дуэль на пистолетах с приближением. При этом первоначальное расстояние между противниками, с которого они могли производить выстрел, составляло 30-(35) метров, а минимальное, то есть расстояние между барьерами – 10-(15) метров. Противником Лермонтова на первой дуэли был незнакомый француз, а на последующей – близкий товарищ и сослуживец.

Сложно спорить, какие из условий этих дуэлей были жестче и на какой из них жизнь поэта подвергалась большей опасности.

Важнее то, что эти две дуэли во многом сходны. И сходство заключается не в том, что в первом и во втором случае одной из главных причин состоявшихся ссор скорее всего были женщины, а дуэльные вызовы были сделаны приблизительно в одинаковой обстановке светских вечеров Санкт-Петербурга и Пятигорска. Обе состоявшиеся дуэли прежде всего объединяет то, как относился Лермонтов к вопросам защиты чести: он пресекал малейшее подозрение его в трусости или неспособности дать сатисфакцию любому, кто об этом просит.

Мирная жизнь оказалась для Лермонтова опаснее, чем участие в войне.

Учитывая характер Лермонтова, он вряд ли мог бы избежать участия в этих или других дуэлях.

В офицерской среде уклонение от дуэли или нарушение дуэльных обычаев считалось проступком даже более тяжким, чем нарушение закона или измена монарху.

Каждый офицер должен был иметь в виду, что любой его неправильный поступок мог закончиться поединком и за любые слова он должен нести ответственность.

В связи с этим особую ценность приобретают слова Лермонтова, сказанные им французу Эрнесту де Баранту, когда тот попытался угрожать ему вызовом на дуэль: «В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и мы меньше других позволяем оскорблять себя безнаказанно».

Судьба поэта Лермонтова была неотделима от военной судьбы Лермонтова-офицера, и это во многом обусловило особенности его жизни и творчества.

Иллюстрация из старинного «Руководства дуэльного боя на шпагах»

Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Введение

Если Дуэльный кодекс поставлен вне закона, если нельзя иметь закон о дуэли, установленный правительством, так не будем колебаться и дадим это имя правилам, к которым нас обязывает честь, так как честь не менее священна, чем законы правительства.

Генерал граф Эксельман, граф дю Аллэ-Коеткан, генерал барон Гурго, Бривуа, виконт де Контад