Примечательно, что генерал-аудитор А. И. Ноинский принимал участие и в рассмотрении дела о дуэли Пушкина с Дантесом и также представлял Николаю I свое мнение для конфирмации.
По результатам рассмотрения дела Николаем I военный министр А. И. Чернышев сообщил окончательное решение императора о наказании участников дуэли: «Государь Император, по всеподданнейшему докладу Его Величеству краткого извлечения из того дела, в 3-й день сего Генваря Высочайше повелеть соизволил: Маиора Мартынова посадить в крепость на гоубтвахту на три месяца и предать церковному покаянию, а Титулярного Советника Князя Васильчикова и Корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению полученной им в сражении тяжелой раны».[56]
Примечательны для того времени и так называемые смягчающие обстоятельства, которые были учтены императором при вынесении окончательного решения по делу.
Для майора Мартынова – участие в дуэли в связи с «беспрестанными обидами, на которые Мартынов ответствовал увещанием и терпением долгое время, но, наконец, был доведен до крайности беспокоившим его Лермонтовым», добровольное признание вины перед судом, прежняя беспорочная служба, участие в экспедициях на Кавказе, награждение орденом Святой Анны 3-й степени с бантом.
Для князя Васильчикова и поручика Глебова – хорошая служба, молодость обоих, попытка примирить ссорящихся, сознание преступления перед следствием и судом, участие в войне на Кавказе, заслуги отца князя Васильчикова и полученная Глебовым тяжелая рана.
Возможно, Николай I рассуждал, что поэта уже вернуть нельзя, поэтому простил секундантов, а для непосредственного виновника смерти поэта определил наказание, связанное с морально-нравственным покаянием.
Срок эпитимии (церковное покаяние) для Мартынова был определен Киевской духовной консисторией в 15 лет.
Эпитимия включала в себя изнурительные молитвы, продолжительные посты, паломничество.
После просьб Мартынова о смягчении наказания Святейший синод в 1843 году сократил срок покаяния с 15 до 5 лет, а в 1846 году Мартынов был совсем освобожден от эпитимии.
О заговоре против Лермонтова
На протяжении продолжительного времени многие исследователи, не только советского времени, отвечают на этот вопрос положительно.
Мартынов рассматривается как инструмент убийства, а заказчиками являются «палачи, стоящие у трона».
В своей книге «Судьба Лермонтова» Эмма Гернштейн указывает, что в обществе смерть Лермонтова отозвалась сильным негодованием на начальство, так сурово и небрежно относившееся к поэту и томившее его из-за пустяков на Кавказе, а на Мартынова сыпались общие проклятия. Далее она пишет: «В 70-х годах на страницах русской печати стали появляться обывательские рассказы о «бретерстве» Лермонтова, о его невыносимом характере и прочих обстоятельствах, послуживших причиной его неизбежной гибели. Реальная действительность лермонтовского времени показывает, что потомки Лермонтова получили уже искаженный образ поэта. Вместе с тем, украшенный историческими иллюзиями военной касты царской армии, образ Мартынова был положен в основу легенды о рядовой офицерской дуэли, случайно погубившей Лермонтова»[57].
Мнение о предвзятости людей, окружавших Лермонтова, разделяли очень многие публицисты. Об этом свидетельствуют следующие названия литературных исследований: П. А. Ефимов «Дуэль или убийство?», В. Нечаева «Новые данные об убийстве Лермонтова», Е. Яковкина, А. Новиков «Как был убит Лермонтов», Э. Г. Гернштейн «Подлая расправа», В. С. Нечаева «Убийцы».
Как же действительно относились к Лермонтову военные начальники, под руководством которых он служил и которые впоследствии вынесли такие мягкие приговоры в отношении виновных в дуэли, а также жандармские начальники, надзиравшие за Лермонтовым?
Командующий войсками Кавказской линии и Черномории генерал-лейтенант Граббе Павел Христофорович высоко ценил Лермонтова и представлял к наградам за храбрость и обратному переводу в гвардию. В доме П. Х. Граббе поэт всегда принимался по-домашнему. Узнав из письма А. С. Траскина от 17 июля 1841 года о гибели поэта, П. Х. Граббе отвечал ему: «Несчастная судьба у нас, русских. Только явится между нами человек с талантом – десять пошляков преследуют его до смерти».
Начальник штаба командующего войсками флигель-адъютант полковник А. С. Траскин неоднократно встречался с Лермонтовым и в целом симпатизировал ему.
Писарь Пятигорского комендантского управления К. И. Карпов вспоминал, что, когда он по вызову явился к А. С. Траскину, тот приказал «сходить к отцу протоиерею, поклониться от меня и передать ему мою просьбу похоронить Лермонтова. Если же он будет отговариваться, сказать ему еще то, что в этом нет никакого нарушения закона, так как подобною же смертью умер известный Пушкин, которого похоронили со святостью, и провожал его тело на кладбище почти весь Петербург» (убитый на дуэли приравнивался к самоубийце).
В день похорон Мартынов обратился к коменданту города с письменной просьбой: «Для облегчения моей преступной скорбящей души позвольте мне проститься с телом моего лучшего друга и товарища». Комендант Пятигорска В. И. Ильяшенков поставил на записке знак вопроса и переадресовал ее А. С. Траскину, который приписал на записке: «!!! Нельзя, Траскин».
Ранее полковник В. И. Ильяшенков, узнав о запланированной дуэли, для ее предотвращения хотел отправить Лермонтова и Столыпина в действующую часть. Однако поскольку накануне Лермонтов и Столыпин получили предписание продолжить лечение в Железноводске, а также в связи с тем, что согласно представленному Ильяшенкову докладу дуэль не будет иметь последствий, он этого решения так и не принял.