На следующий день Алина с трудом смогла себя заставить прийти в академию. Обычно пятницы вызывали у неё воодушевление (впереди выходные!) пополам с разочарованием (впереди целых два дня без любимой работы…). Но не в этот раз.

Вчера девушке всё же пришлось вернуться в свой кабинет, после той безобразной сцены с наглым индийским студентом в деканате. Да и какие варианты? Как минимум там лежали её сумка и одежда. А то, что даже смотреть было противно в сторону двери, за которой обычно работал Зайцев… Пришлось себя перебороть. Тем более, что начальства вчера снова не было. Как и сегодня, собственно. Как чувствовал, гад, что на рабочем месте его ожидает как минимум неприятный разговор. Хотя почему “как чувствовал”? Он же сам заварил всю эту кашу с поддельной подписью и увольнением. Так что прекрасно осознавал, что приятных мгновений совместное с Алиной пребывание в одном кабинете ему не доставит.

День прошёл сумрачно и в метаниях. С одной стороны, рабочих задач было как обычно невпроворот, но заниматься ими было тошно — после того, какой непрофессиональной идиоткой её выставил Зайцев. Но и вещи собирать было тоже тошно, хотя Горгона прямо дала понять, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Судя по всему, понедельник станет последним рабочим днём Дельфиновой в стенах академии. А это также означает конец её мечтам о дальнейшей карьере в образовании.

Впрочем, несмотря на мрачное настроение, домой Алина тоже не торопилась. Почему-то казалось, что стоит ей оказаться в одиночестве у себя в квартире, безрадостные мысли полезут в голову ещё настырнее. Ещё не хватало напиться с горя. Вот был бы достойный финал! Так что хоть стрелки часов уже подползли к восьми, девушка всё ещё сидела, уткнувшись в компьютер и лениво просматривала подходящие варианты на сайте с вакансиями. Лениво — потому что занималась этим уже несколько часов, но ничего интереснее её нынешней работы ей так и не попалось.

Горестно вздохнув, Дельфинова всё же стала собираться и, не глядя в зеркало, замоталась в три оборота пушистым шарфом толстой вязки. Шапку она с утра дома не надела и теперь жалела — красоваться не перед кем, а с ледяным ноябрьским ветром с Невы шутки плохи. Кивнув охраннику на проходной, Алина вышла из здания и нырнула в темный переулок, на автомате выбрав привычный маршрут в сторону метро — через дворы-колодцы.

На самом деле эти петербургские колодцы довольно жуткие. Извилистые и замусоренные, с облезлыми стенами домов и такими резкими поворотами, что не дают разглядеть ничего дальше ближайшего угла. Солнце туда в принципе не заглядывает, поэтому даже в светлое время суток во дворах царит полумрак. Зато эхо гуляет там привольно, как у себя дома, в Балканских горах.

Обычно Алина предпочитала ходить дворами утром — вливалась в ручеёк студентов и сотрудников, что непрерывно двигался в сторону академии. Так и короче получалось, что по утрам особенно актуально, и можно было с кем-то из знакомых поболтать по дороге. Вечером же, как правило, выходила на набережную — проветрить голову и полюбоваться видами — а затем направлялась на Средний проспект и уже не сворачивала до самого метро. Да, так дольше, но зато не приходилось перебежками двигаться от одного фонаря к другому. Но сегодня голова у неё была забита чем угодно, но только не красотами ночной Невы и не выбором безопасного маршрута.

Дельфинова нырнула в тёмную арку и неторопливо брела вперед, погрузившись в свои мысли, и потому не сразу обратила внимание, что следом за ней раздаются чьи-то шаги.

Тот, кто шёл за девушкой, не шумел, но особенно и не таился. Ритмичное похрустывание гравия под чужими ботинками периодически сменялось тишиной прохождения асфальтированных участков дороги. Шорох шагов пока невидимого преследователя звучал особенно жутко в зимнем сумраке, заставив Алину внутренне напрячься. Она вынырнула из глубин самокопания и, кляня себя за неосторожность, стала прикидывать, чем смогла бы отбиться от потенциального маньяка в темной подворотне. Что там рекомендуют кричать, чтобы равнодушные обыватели пришли на помощь? Насилуют? Пожар? Свободная касса?

Впереди замаячил отблеск ближайшего фонаря, и Дельфинова заторопилась, подгоняемая первобытной уверенностью, заложенной на генетическом уровне, что в ярком пятне света нападать на неё скорее всего не станут. Шаги за спиной также ускорились, и из-за угла, наконец, вынырнул мужской силуэт. В тот момент, когда Алина уже готова была сорваться на позорный, но спасительный галоп, у преследователя зазвонил телефон. Рингтон оказался до неприличия незловещим — тишину колодца разорвали звуки жизнерадостных голосов стокгольмской четвёрки: