– Отчего же сразу не доложила?

– Так докладываю же, – ответила она чуть обиженно. – Вы только проснуться изволили, минут пять как встали, вот я вам почти сразу и говорю. А до этого вы меня про цветы спрашивали. А теперь я доложила.

– Приготовь мое сиреневое платье, – приказала я и удалилась в умывальню, чтобы привести себя в порядок.

И пока я умывалась, одевалась и сидела перед зеркалом, ожидая, когда Тальма причешет меня, мысли то и дело крутились вокруг букетика и этого единственного слова «очарован». Я уговаривала себя, что прислать его мне мог кто угодно, но воображение упорно рисовало государя с полумечтательной улыбкой на устах, когда он срывал для меня цветы. Но вскоре почувствовала раздражение. Вот еще новости, никогда не страдала от девичьих грез, а тут вдруг летаю в облаках и улыбаюсь… Я посмотрела на свое отражение и фыркнула – и вправду улыбаюсь.

– Глупость какая, – проворчала и поджала губы, чтобы они перестали растягиваться в глупую ухмылочку.

– Да что же вы всё гневаетесь, ваша милость, – всплеснула руками Тальма. – Ничего я и не глупая, но не перебивать же мне вас было, пока вы про цветы спрашивали. Простите, коли рассердила, впредь этого уже не повторится.

Я встретилась с ней взглядом через отражение и отмахнулась:

– Я вовсе не гневаюсь, Тальма. Заканчивай с прической.

– Так вот одну шпильку и осталось вколоть, – сказала она и, воткнув шпильку, увенчанную жемчужиной, отошла на шаг назад и улыбнулась. – Ну и красавица же вы, ваша милость. Гляжу, и наглядеться не могу.

– Благодарю, – ответила я рассеянно и поднялась с низкого кресла, на котором сидела.

– Завтракать подавать, ваша милость?

– Позже, – снова отмахнулась я. – Сначала схожу к ее светлости.

– Исхудаете, госпожа, – служанка укоризненно покачала головой.

Я отвечать не стала. Бросив на себя в зеркало последний взгляд, я направилась к дверям, но прежде вновь вдохнула аромат полевых цветов и поспешила к герцогине. Настроение у меня было превосходным. Таким же превосходным было настроение у ее светлости, и как только я вошла к ней в комнаты и присела в реверансе, моя покровительница, сидевшая в кресле, протянула ко мне руку и позвала:

– Шанриз, дитя мое, идите же ко мне.

Поспешив исполнить ее повеление, я опустилась перед ней на одно колено и замерла, глядя герцогине в глаза. Она ласково потрепала меня по щеке и накрыла ладонью мою руку, уже покоившуюся во второй ладони ее светлости.

– Каков успех, дитя мое, – негромко произнесла герцогиня. – Вы произвели фурор вашей выходкой, еще и я с этими ставками подогрела интерес и азарт. Мы с вами славно сыграли. Половина двора от вас в восторге, вторая половина готова закидать камнями, но главное, – она склонилась к моему уху и прошептала: – Как он смотрел на вас, как смотрел… Я думала, он съест вас взглядом. Мы на верном пути, девочка моя. – Затем распрямилась и продолжила негромко, но уже не шепотом: – Вы видели лицо графини? Кислей физиономии я не видела, – и ее светлость весело рассмеялась.

Я улыбнулась, и герцогиня отпустила меня. Распрямившись, я склонила голову, пропуская ее светлость. Моя покровительница отошла к зеркалу, оглядела себя и, выслушав восторженные комплименты от своих фрейлин, обернулась.

– Дети мои, сегодня чудеснейший день. Не будем терять времени и отправимся на прогулку. Сегодня я желаю развлекаться. Шанриз, – я ответила внимательным взглядом. – Вы пока свободны, но я непременно жду вас в парке.

– Скоро я присоединюсь к вам, ваша светлость, – я присела в реверансе и поспешила вернуться к себе, пока моя утроба не начала выводить непристойные рулады, голод все-таки начал ощущаться.