Этот сон внёс окончательный разлад в моё душевное равновесие, и я старалась не выходить из комнаты, и почти не ела, чтобы не спускаться на первый этаж на кухню. И настраивала себя на убийство… но дело шло плохо. Из рук вон плохо.

Граф, на которого просил взглянуть принц, действительно был под воздействием, но совершенно не политического свойства. На нём был приворот, и снимать его Шеррайг не стал – этак крови на всех не напасёшься, просто сообщил графу и вернулся к Ае. Точнее, на то место, где его должна была ждать Ая…и где вместо неё ожидала записка: “Не мешай нам и получишь Аю обратно живой. Будешь мешать – получишь обратно по частям”. Он бы, может, и подумал над ультиматумом, в конце-то концов, Ая-то ему куда роднее, чем королевская семья Сандерланда, но он уже им помешал – принц не поедет на охоту, герцога де Буре возьмут под охрану… Поэтому надо искать Аю. И срочно.

Отследить, куда её перенесли, он не мог – портал был сделан не отсюда, скорее всего, из общего зала переносов, но дело даже не в этом – зная его отношения с порталами, они наверняка сделали несколько переходов. А у него сил не хватало сейчас и на один, хоть немного длительный – спасибо истеричке-королеве и этому дурацкому Алмазу…

Поэтому Шеррайг отправился к герцогу де Буре, предварительно прихватив записывающий кристалл, уже не таясь зашёл, минуя магические ловушки, а лакею, ринувшемуся его задержать, бросил, что он по поручению принца.

Герцог был в спальне и выглядел не столько больным, сколько испуганным. Но при виде входящего в его покои элронца изобразил надсадный кашель, после чего обессиленно откинулся на подушки и умирающим голосом вопросил:

– Что-то случилось с принцем?

На Шеррайга спектакль никакого впечатления не произвёл, более того, он в нарушение всех правил приличия подошёл и уселся на край кровати герцога, придавив собой одеяло, под которым лежал Антуан-Иннокентий, и тот моментально почувствовал неудобство. Пичём, не столько физический дискомфорт, сколько моральное давление.

– Его Высочество сломал ногу, – совершенно спокойным тоном, без малейшей скорби, сообщил Шеррайг. Но потом с участием добавил. – А Вы, вероятно, рассчитывали, что шею?

Герцог отреагировал не сразу – то ли он был действительно раздосадован, что принц сломал что-то не то, то ли подумал, что ослышался… но потом побледнел и возмущенно повысив голос, заговорил:

– Вы… Вы что себе позволяете? Кто Вы вообще такой? – тут Антуан-Иннокентий потянулся к колокольчику, но Шеррайг ловко его отодвинул.

– Не надо, Ваша Светлость. Никто всё равно не придёт – я запер дверь, – и плотоядно улыбнулся.

– Что Вы хотите? – севшим голосом спросил мнимый больной. – Вы вообще понимаете, с кем связались? Я – второе лицо в государстве!

– А я думал, второе – принц, – заметил Шеррайг и герцог осёкся, а элронец продолжил – Но я здесь не за этим.

Герцог вдруг ощутил себя мышонком перед удавом, ему показалось, что через обычные серые глаза, которыми на него смотрел этот возмутительно бесцеремонно вломившийся в его дом человек, просвечивает что-то нечеловеческое, хищное и страшное.

– Я хочу всю правду о Вашем сговоре с Григом Валди и ментальным магом, все имена и места, о которых Вы знаете или только догадываетесь, все Ваши планы, всё! И быстро! – рыкнул его незваный и страшный гость.

– Но я ничего не знаю, Вы что-то перепутали! – почти выкрикнул герцог. И, увы, даже сам себе не поверил. Голос прозвучал как-то на редкость жалко и фальшиво.

И тут и без того уже запуганному хозяину дома стало ещё страшнее: Шеррайг сбросил маскировку и теперь смотрел на свою жертву хищными серебряными глазами. А потом взял герцога за горло и, приблизив его лицо к своему, прошипел:

– Знаешь, кто я? – голос его тоже перестал быть человеческим.

Герцог отчаянно замотал головой, зажмурившись, мечтая, чтобы это оказалось бредом его больного воображения. Может, он и вправду заболел, – подумалось Антуану, вот и снится всякое… Увы, зажмуривание никак не помогло, чудище не спешило куда-либо деваться.

– “Проклятая кровь”, слыхал? – мурлыкнул голос, и герцог испугался ещё больше, хотя до этого ему казалось, что ну уже больше-то и некуда. Голос продолжал. – Мне некогда возиться с тобой, но я дам тебе шанс – рассказываешь мне сам всё, – тут оживший кошмар из детских сказок подчеркнул. – Всё! Или я выпью тебя и сам всё узнаю. Но тебя уже никогда не будет.