— Ничего, справляемся, товарищ генерал. Горят и «королевские тигры», — ответил Мирзо.

— Это хорошо, — улыбнулся Крайнюков.

В связи с появлением нового немецкого оружия советское командование своевременно приняло меры: нашим бойцам раздавались памятки и инструкции, в которых рассказывалось об уязвимых местах «королевского тигра». Специальные инструкции учили бойцов грамотно использовать трофейные фаустпатроны. Генерал Крайнюков спрашивал, хорошо ли помогают памятки и инструкции, приводил примеры мастерских действий наших танкистов и артиллеристов в борьбе со сверхтяжелыми танками врага. Так, экипаж нашей тридцатьчетверки под командованием гвардии младшего лейтенанта Александра Оськина, действуя из засады, в течение нескольких минут уничтожил три «королевских тигра».

Мирзо рассказал, как в его пулеметном расчете бойцы использовали трофейное оружие — фаустпатроны.

— Памятки, конечно, помогли, — говорил он, — но в них не все сказано, что надо знать. Сами до многого дошли.

Генерал пожелал воинам удачи, с победой прийти в Берлин.

Мирзо не раз вспоминал эту встречу с членом военного совета, его наставление — оружием врага бить врага. Бобаджанов так и поступал. Как-то рота выбила фашистов из траншей, и там бойцы подобрали десятка два брошенных немцами фаустпатронов. Надо было попробовать, как они действуют. Мирзо взял полутораметровую трубу с остроконечной головкой на конце и положил на плечо. Что и говорить, сделать первый выстрел было нелегко. Плечо подрагивало, рука, нажавшая кнопку ударно-спускового механизма, не сразу послушалась хозяина-стрелка, но послушалась. Старший сержант целил в кирпичную кладку полуразрушенной стены. Фаустпатрон пробил ее, а вырвавшееся из трубы пламя выжгло траву сзади на расстоянии до восьми метров.

Весь расчет наблюдал из окопа, как стреляет из трофейного оружия их командир. Осмелели бойцы, каждый стрельнул. А потом и пошло…

В последующих боях в подразделениях полка солдаты и сержанты стали смело применять трофейное оружие, поражая им живую силу и технику врага. Сам Мирзо уничтожил из фаустпатрона более десятка гитлеровцев, поджег две вражеские бронемашины.

Напряжение боев на плацдарме возрастало. В десятых числах августа фашисты нанесли несколько ударов, пытаясь отбросить наши части к Висле и ликвидировать плацдарм. В ходе ожесточенных боев ценой больших потерь врагу удалось потеснить советские войска в районе населенных пунктов Падев и Войкув. Но большего он сделать не смог.

294-й гвардейский стрелковый полк вел оборонительные бои в районе села Загрода, западнее Сташува. 8-я рота занимала позиции на правом фланге. Противник обрушился на нее силой до пехотного батальона при поддержке танков и артиллерии. Гитлеровцы были уверены, что здесь им удастся прорваться. Но не тут-то было. Оборона, созданная в полку хотя и в короткие сроки, была прочной, глубоко эшелонированной, насыщенной большим количеством огневых средств. В воздухе господствовала наша авиация. Да и солдаты были отменные, закаленные в боях.

Пулеметный расчет гвардии старшего сержанта Бобаджанова располагался чуть впереди первой траншеи. Ему первому предстояло принять удар фашистов. А первым всегда труднее. Мирзо давно знал это по собственному опыту. Но сейчас об этом не стоило думать. Поэтому он и разговор с подчиненными завел отвлеченный.

— Ребята, а кому из вас приходилось косить до войны? — спросил Мирзо, оглядывая из окопа луговину. Трава на ней застоялась, сейчас бы выйти с косой, а не с пулеметом, ударить бы по твердым, загрубевшим стеблям литовкой. — Я ведь, откровенно сказать, косы в руках не держал…

— Зато пулемет хорошо держишь, командир. Дай бог каждому так. А в данный момент это нужнее, — отозвался Василий Хорунжий.

Бобаджанову нравились в Василии рассудительность и вместе с тем дотошность, свойственные людям с крестьянской жилкой. Уж кто-кто, а он толк в сельском хозяйстве знает. Все ему приходилось делать, живя в деревне.

— Научиться косить в два счета можно, — продолжал Хорунжий. — Приезжай, командир, ко мне после войны, эдак в июле, выберу для тебя лучшую косу, выстукаю ее молоточком, наточу брусочком и пойдем с тобой на зорьке на заречный луг.

— А что, и приеду, — принял предложение Мирзо. — Вот только б войну закончить, побыстрей до Берлина дойти…

Потом разговор зашел о земле.

— Теплая какая, сухая, — говорил Мирзо, держа на ладони горсть серой комковатой земли.

— И то правда, старшой. В такую землю ляжешь, как в постель, — сказал Ощан, отличавшийся легким балагурством и бесшабашностью.