Она качала головой, понимая, что знает так мало о магии в целом и о себе.

И уже после, когда был собран лагерь, и отряд готовился выступать, грен Лусар глянул на нее остро, стремительно подошел и велел говорить.

— Расскажи обо всем, что ты умеешь. Это важно.

Это «важно» подкупило ее лучше любых обещаний или угроз. И она рассказала, замирая от наглости своей и от страха.

О том, что чувствует настроения и порой даже мысли слышит. Что может забрать боль и печаль, «притушить» воспоминания, унять нервную дрожь или голод. Блокировать ментальный удар или внушение, усилить какое-то чувство, отвести глаза, чтобы человек не видел или не думал о ней. Ощутить живое существо на некотором расстоянии, главное, чтобы оно было в сознании.

Внезапно оказалось, что она может так много… разного. Странного, непривычного, страшного даже.

Грен Лусар кивал, не меняясь в лице, направлял рассказ вопросами: о силе воздействия, о ее ощущениях, об оттоке энергии. Мия на многое ответить не могла, но все же его искренний интерес и внимание к деталям сильно помогали.

— Из тебя выйдет талантливый маг-менталист, — заключил он. — Но… надо учиться,

Она кивнула, выдыхая. Неужели, все? Неужели, это не страшно, и можно было не скрываться так долго?

Оказалось, что нет, не все. Учеба началась прямо сейчас.

Грен Лусар рассказывал, как искать в себе точку покоя и растягивать покой этот на тех, кто рядом, а Снур, большой и дико недовольный, косил на них взглядом. Он готов был выступать, гьярравары ждали, как и весь остальной отряд, но маг, казалось, не торопился. Ребята поглядывали с интересом — как же, столько внимания мелкой девчонке, — а Мие от этого было не по себе.

Не любила она внимание лишнее.

Он закончил, только когда убедился, что она все поняла. Девочка перевела дыхание и тут же вздрогнула, когда грен взял ее за локоть и сказал веско:

— Не смей забрасывать обучение, поняла?

Она судорожно кивнула и была отпущена. И они наконец тронулись в путь.

Дорога, что нырнула от башни в небольшую лощину, сплошь заросшую лесным орехом, теперь вела наверх. Широкая, каменная, с полоской тротуара и невысоким парапетом, она изгибалась, как змея, и медленно ползла в гору. На поворотах ее ютились то очередные ворота, ныне распахнутые, то узкие домики, то кривые сосны, цепляющиеся невесть за что. Еще выше, по краю города, вырастали мощные серые стены, по цвету неотличимые от скал. Они нависали над головой, и Мие все время казалось, что она вот-вот упадет — или что-то упадет на нее.

Восточная надвратная башня была огромной. Тяжелые створки высотой в несколько человеческих ростов даже не покосились, и одно это заставляло ежиться. Город оставили слишком давно, больше сотни лет назад, а фортификации и дома выглядели так, словно прошел, в худшем случае, год.

— Магия, — говорил Ивар, самый молодой из гьярраваров. — В этих стенах ее очень много, потому и не рушатся.

Он говорил это Линде, а Мия пользовалась тем, что шла рядом, и слушала, почти не скрывая интереса.

Ступать под арку надвратной башни было страшно не только ей. Голоса ребят стихали, и слышны были лишь шаги, цоканье копыт по мостовой, да приглушенные ахи младших девчонок. И возмутительно бодрый голос Ивара, который рассказывал то про бойницы косого боя, то про дыры-убийцы, то про устройство опускной решетки. Повествование свое гьярравар сопровождал взмахами руки то в одну сторону, то в другую.