— Ты говоришь о моём сыне, — сурово напомнил Келлард.
Дерзкая призывательница ничуть не смутилась, но продолжать не стала.
— Я уже переместил ближайший к нам выход из сумрака, — сообщил Гаэлас. — Деревенские говорят, что видели отряд искателей неподалёку от границы с Фороссом. К счастью, те проскакали по дороге на Ольден и не стали сворачивать на заметённую снегом тропу. Здесь становится небезопасно.
Донния вздохнула, мягко отстраняя Лизу от котелка и отнимая у неё ложку. Не говоря ни слова, эльфийка разложила по мискам ужин, разлила в кружки дымящийся чай и забралась на свободное место рядом с мужем. Призыватель обнял её и поцеловал в висок.
— Тебе придётся вернуться в Фэит. Мы найдём способ доставить тебя туда. Верховная жрица и твоя сестра помогут укрыться, ты родишь в Храме Ньир, а потом…
— Нет, никогда! Я буду с тобой! — Жрица упрямо стиснула зубы и вцепилась в руку Келларда так, словно он пытался избавиться от неё прямо сейчас.
— Я всегда говорила, что любовь превращает женщин в глупых куриц, а теперь вижу сразу два подтверждения моим словам, — снова не сдержалась Рин, плюхнув на середину стола потёртую карту Дороги мёртвых.
— А отсутствие любви превращает их в сварливых собак? — поинтересовался Талемар.
Бывший Первый рыцарь Фэита редко встревал в разговоры призывателей, но сейчас обстановка то и дело накалялась, и он не хотел допустить ссоры между разъярёнными магичками. Гаэлас постучал по столу, призывая вредную эльфийку к порядку. Ринарет вскинула голову и уставилась на магистра. За осень и зиму её волосы отросли, и длинная чёлка падала теперь на глаза, закрывая часть лица.
— Почему он слушает наши разговоры, Гаэлас? Он не из Гильдии призывателей теней. В нём нет даже искры теневой магии! Донния хотя бы носит ребёнка с тёмным даром, а Первый рыцарь? Что он забыл на наших собраниях?
— Иногда мне хочется взять вас обоих… и запереть на пару дней в спальне! — воскликнул невозмутимый обычно эльф, и все разом замолчали.
На щеках Ринарет вспыхнул румянец, но она тут же уставилась в разложенные карты и сделала вид, что размышляет.
Добившись тишины, Гаэлас принялся излагать план по преобразованию Дороги мёртвых. В руках Ордена находились схемы и карты расположения основных порталов и объектов сумрачного пути, но ткань междумирья позволяла внести изменения таким образом, чтобы враги не сразу почувствовали обман. Призыватели больше не были уверены и в том, что тайный язык символов и указателей, с помощью которого они предупреждали друг друга, не стал известен искателям. В то же время о переменах следовало сообщить всем выжившим теневым магам Веллирии.
Задача была непростой, но, несмотря на полные магической практики и изнурительных расчётов дни, Лиза ни на минуту не забывала о Велиоре. Редкие крохи новостей, которые им с Гаэласом удавалось заполучить от путников Дороги, часто оказывались противоречивыми. Не зная, во что верить теперь и на что надеяться, Лиза всё равно продолжала зачёркивать дни в самодельном календаре. Донния, заглядывая в блокнот, с волнением наблюдала за тем, как тает отпущенный на её беременность срок. Её живот становился всё больше и больше, а вместе с ним росла и тревога.
Иногда жрица видела сны, о которых рассказывала только Гаэласу, украдкой, чтобы не вызвать гнева или ревности мужа. Она знала, что Келлард приложит все усилия, чтобы обезопасить её, но не находила в себе сил на расставание. «Это не простой каприз, — прерывистым шёпотом говорила Донния отцу Лизы. — Чутьё никогда не обманывает жриц Ньир. Я должна быть здесь, с вами». И Гаэлас верил ей, как верил когда-то её матери, верховной жрице Аланне, во время долгих походов по Ничейным землям с Хранителями.
Зима миновала свой пик, морозы пошли на убыль, и день стал заметно прибавляться. Лиза выходила во двор поутру и подставляла руки под капель, струящуюся с крыши по длинным сосулькам. Силы утреннего солнца уже хватало на то, чтобы растопить лёд. Это была ещё не настоящая весна, а самое её предчувствие, зарождение. Лес стоял весь в снегу, и широкие ветви елей пока не спешили сбрасывать плотные белые одеяния, но в воздухе уже пахло талой водой и сырым деревом. А Лиза начала понимать, что не может вспомнить каждую чёрточку лица Велиора: образ рассыпался, вспоминались только самые яркие фрагменты их короткой любви.
В тот день её вновь оставили приглядывать за Доннией. Проснувшись, она вышла на крыльцо и никак не могла опомниться от ночного наваждения. Ей снилось, что Велиор целует её, но после она слышала стеклянный, заливистый смех демоницы и видела любимого с другой девушкой. Просыпалась, тёрла глаза, а потом вновь проваливалась в тот же самый кошмар.
Когда она наконец вырвалась из тяжелого видения и выскочила наружу, слёзы душили её, не давая вздохнуть. И беспощадный разум услужливо подсказывал, что столько месяцев в разлуке не выдержит ни один молодой мужчина. Тем более такой милый и симпатичный, как её алхимик.
— Чего раскисла? — окликнул её Первый рыцарь, сваливая у крыльца вязанку дров.
Лиза никогда не замечала, чтобы эльфийский воин унывал. Судьба забросила его в лесную глушь в компании тёмных магов, но он не жаловался на жизнь и всегда находил себе занятие по душе. Не было похоже, чтобы Талемар скучал по королевскому двору Фэита, светским приёмам или поединкам с другими рыцарями. Военные походы приучили его выживать в любых условиях.