Позже той ночью Нора лежала в кровати, уставившись на подвешенный к потолку вентилятор. Дэниел посапывал рядом, заснув около одиннадцати часов вечера. Нора посмотрела на электронный циферблат под телевизором и увидела, что тот показывал уже 3:10. Она уронила голову на подушку и ощутила, как та пропиталась по́том. Вытерла мокрый лоб и горестно вздохнула.

Их новая система кондиционирования воздуха не справлялась со своей работой. С тех самых пор, как они въехали, Нора совершенно не высыпалась в удушливой атмосфере второго этажа. Спальня оказалась настолько большой, что в ночной тьме напоминала пещеру, которую невозможно охватить взглядом. Нора до сих пор не могла привыкнуть к обстановке, так как они постоянно переставляли вещи с места на место. Ей не нравилось открывать глаза и видеть в темноте незнакомые очертания. Стопка коробок у изножья кровати или высокий торшер в углу могли казаться чем-то, чем они на самом деле не являлись. Также новый дом издавал звуки. Скрипящее дерево, завывающий на улице ветер, качели на крыльце, типичное шумовое сопровождение сельской Западной Вирджинии – сверчки, совы, древесные лягушки – не способствовало тому, чтобы Нора могла заснуть или продолжать безмятежно спать.

И вышеперечисленное составляло лишь физический аспект ее бессонницы.

По ночам чувство вины вылезало на сцену. Когда только Дэниел проваливался в сон (что происходило обычно через несколько минут после того, как его голова касалась подушки), и когда Нора осознавала, что только она одна в целом доме до сих пор не спит, ее разум начинал воспроизводить прошедшие события. Так как она жила с психотерапевтом долгое время, то понимала, что именно происходит в ее голове. Пересматривая сделанные ошибки, она подсознательно контролировала ситуацию. Также она была способна менять принятые решения и получать иные результаты. Но иногда она просто оживляла воспоминания, и не важно, как стыдно ей от них становилось впоследствии.

И когда она смотрела на медленно вращающиеся лопасти на потолке, то думала о миниатюрном вентиляторе на рабочем столе Стива Клеммонса в Огайо. Она опять была в его кабинете в тот самый день, когда это случилось, видя перед собой металлическую табличку с надписью «Заместитель директора».

Изначально у них сложились исключительно рабочие взаимоотношения. И она даже немного побаивалась его. Он был высок, молод и широк в плечах. Сама она тоже была высокого роста, но рядом с ним ощущала себя маленькой, когда он смотрел на нее сверху вниз. Клеммонс всегда носил строгий костюм, подчеркивавший его фигуру. Началось с того, что как-то раз после уроков он зашел к ней в класс, чтобы узнать, как она справляется. Сначала они обсудили рабочие вопросы, а затем она упомянула о своей семье, а он же идеализировал свою холостяцкую жизнь.

Однажды, когда они остались наедине в классной комнате, он забросил пробный шар. Она упомянула, что неделями не получает внимания от своего мужа, на что Стив сказал, что смог бы его заменить в этом качестве, если бы она хотела. Ей всего лишь нужно было зайти в его кабинет после уроков. Меньше чем через неделю она согнулась над его большим деревянным столом.

После того, как это закончилось, она ощутила омерзение и сожаление, какие еще никогда не испытывала в своей жизни. Последующие минуты навечно зарубцевались в ее памяти: ее руки, прижавшиеся к тяжелому и плоскому столу; массивный календарь, исчерканный назначенными встречами и приемами; звук молнии на ширинке, которую Стив медленно застегивал у нее за спиной; миниатюрный вентилятор на столе перед ней, вращающийся из стороны в сторону, будто не соглашаясь с чем-то; звук, с которым он стянул с себя презерватив и швырнул его в маленькое мусорное ведро.

Она выпрямилась и вышла из кабинета, не проронив ни слова. Он позвал ее по имени, заправляя рубашку и застегивая ремень, но Нора не оглянулась. В последовавшие после инцидента недели до нее долетали слухи, что Стив Клеммонс ранее спал с коллегами по работе, но ее неверность осталась незамеченной. Она продолжила работать в школе и обращалась со Стивом только на профессиональном уровне, но всегда чувствовала себя неловко.

Дэниел оставался в неведении, что делало чувство вины еще невыносимее. Каждая хорошая вещь, которую он делал, словно росла в глазах Норы, и ей становилось только хуже. Ничто из сделанного им не отталкивало ее. Она сделала выбор утолить желание на стороне, вместо того чтобы попытаться дома. Она совершенно запуталась, но решила сказать правду только в том случае, если Дэниел сам узнает. Нора решила, что неэтично облегчать душу через исповедь, если знание способно раздавить любимого человека, а потому хотела искупить свой грех через поступки.

Их половая жизнь довольно быстро обрела новую струю, как и семейная жизнь в целом. В основном она даже перестала думать о том, что совершила. Убеждала себя, что они счастливы, а Стив Клеммонс оказался не более чем кочкой на ее жизненном пути. Пока она могла себя отвлечь, с ней все было в порядке.

Наверное, больше всего отвлек ее положительный результат теста на беременность через месяц после измены. Невозможно, чтобы ребенок был от кого-то, кроме как от Дэниела. Шок от беременности только усиливался теми фактами, что самой ей уже было тридцать пять лет, и у нее уже была пятнадцатилетняя дочь. Сомнения закрались, когда ее доктор подтвердил ей то, что она уже знала. Нора сразу же подумала отправиться в ближайшую клинику, ни слова не сказав Дэниелу, но знала также, что не сможет благополучно жить под грузом уже двух темных тайн. Нет, она приняла сложившуюся ситуацию, поведала Дэниелу о ребенке, и после короткого шока они оба обрадовались.

Несколько месяцев спустя Дэниела посетила идея о перепродаже фермы. Сначала Нора засомневалась, к тому же мысль о переводе на другое место работы, будучи беременной, вгоняла ее в дрожь, однако она ощущала себя обязанной мужу. Впервые в жизни ей показалось, будто события выстраиваются в правильном порядке и полностью понятны. Она забеременела, Дэниел заключил сделку с фермой, и у них появилась возможность начать сначала. Нора убедила себя, что именно того ей и хотелось по-настоящему.

Теперь же, находясь на целый штат дальше от проступка, Нора думала, что почувствует себя лучше, и ей это даже удалось. И только поздно ночью, наедине с собой, когда каждая быстротечная мысль набирала силу, Нора вновь рассматривала собственный грех, снова и снова, словно на проекторе с закольцованной пленкой. Она не знала, как долго сможет поддерживать видимость благополучия. Так больше не могло продолжаться, учитывая, что отсутствие покоя ночью только усиливало ее тревогу днем.

Дэниел заворочался во сне, и Нора мгновенно вынырнула из темного тоннеля воспоминаний. Она посмотрела на обнаженную спину мужа, которая покачивалась в такт дыханию. Протянула руку и нежно положила ладонь на его плечо. Он вздрогнул, но не проснулся. Нора даже не знала, что плакала, пока щекой не почувствовала намоченную слезами подушку. Повернувшись на бок и обняв спящего мужа, прошептала ему:

– Прости.