Ему нужно было зацепиться хоть за что-нибудь. Но он не мог.

– Смерть декана Свена это горе для всех нас, – сказал Рилан, понимая, что говорит не то и не так. – Нет таких слов, которые заставят наши раны затянуться. Нет и никогда не будет.

На него смотрели с печалью и теплом. Несколько часов назад эти люди хотели убить его – просто потому, что он был сыном своего отца.

Равена всхлипнула, и полковник Доули, который стоял рядом, легким касанием дотронулся до ее руки.

– Но однажды мы все встретимся, – продолжал Рилан. – Однажды все мы окажемся на зеленом лугу с Отцом и Матерью, и там уже не будет ни смерти, ни горя. Надо лишь подождать. Однажды все мы встретимся, и тогда все будет хорошо, уже навсегда. Пусть это даст нам надежду.

Он кивнул могильщикам, те взялись за лопаты. Комья земли посыпались на крышку гроба. Рилан подумал, что ему сегодня нужно выпить.

Захочет ли Равена, чтобы он и дальше жил с ней под одной крышей? Может, и не захочет. Что ж, он поищет приют в Каттерике, попробует снять у кого-нибудь угол. Доули отошел от Равены и махнул своим людям. Ружья подняли стволы к небу, и выстрелы разорвали кладбищенскую тишину.

Робин Хонни умер.

Люди подходили к Равене, брали ее за руки, что-то говорили и плакали. Рилан держался в стороне. На кладбище постепенно сгущались сумерки, холодный, почти осенний дождь то принимался моросить, то утихал, и кто-то из шахтеров сказал, что само небо оплакивает декана. Потом Рилан все-таки подошел. Равена благодарно оперлась на его руку, и вдвоем они пошли к кладбищенским воротам.

– Останься со мной, – негромко сказала Равена, когда они сели в бывший экипаж бургомистра и лошади двинулись в Каттерик. Рилан кивнул соглашаясь.

– Можно я буду жить… в твоем доме? – спросил он.

Равена кивнула, откинула вуаль, подставив лицо ветру. Ни следа слез. Глаза были мертвыми и сухими.

– Можно. Я буду рада. – Ледяной голос дрогнул, и Равена добавила: – Мне сейчас нужен друг.

– У тебя он есть. – Рилан попробовал ободряюще улыбнуться, но ничего не вышло.

Вдвоем они вошли в дом – темный, сонный. Заглянув в пустую гостиную, Рилан подумал: сегодня утром я вышел отсюда с Равеной, чтобы сопровождать ее на дороге позора. А потом здесь убивали моего отца. Ковер уже был вычищен, полы вымыты – ни следа крови, ни малейшего признака того, что кто-то сражался здесь за свою жизнь и проиграл.

Они поднялись по лестнице на второй этаж, и, остановившись у дверей своей комнаты, Равена вдруг негромко попросила с печалью и искренностью в голосе, которая заставила Рилана вздрогнуть:

– Останься со мной. Джемс умер. Отец умер. Я… я боюсь быть одна.

– Хорошо, – так же тихо согласился Рилан. Что-то принялось царапаться в его груди, словно прокапывало ход на волю острыми коготками.

Они вошли в комнату и не закрыли за собой дверь. Равена зажгла маленькую лампу, и в теплом золотом свете ее лицо наконец-то ожило. Собака выбралась из-под кровати, подошла к ней, уткнулась в колени влажным носом, всхлипнула.

Не раздеваясь, Равена легла на кровать и негромко попросила: