Лена никогда не предполагала, что вчера еще близкий человек может быть так неприятен.

— Я тебя слушаю.

Гуров несколько раз глубоко вздохнул.

— Я поступил подло. — Лена никак не среагировала на его слова. — Я подлец и все великолепно понимаю. Я совершил гадкий, неэтичный поступок…

Борис все говорил и говорил, а Лена смотрела на своего бывшего мужа (в том, что он бывший, она уже не сомневалась) и с удивлением думала: «Неужели можно было так слепо любить и не замечать явного?». Лена прервала его на полуслове:

— Я все поняла и полностью с тобой согласна. Не надо так страстно убеждать. Ты подлец, верю. Чего ты хочешь? — Лена говорила и удивлялась самой себе. Откуда такое спокойствие, такие слова? Борис, наверное, тоже не ожидал ничего подобного. Он думал, что будут слезы, упреки, долгое объяснение, но только не это.

— Я думаю, мы не можем расстаться, Ленок…

Ленок… Он снова назвал ее этим ласковым именем, как тогда, в больнице. Но теперь оно вызвало в ней горечь.

— Это ты так считаешь, а не я.

Борис или не заметил насмешки в ее голосе, или не захотел замечать.

— Но мы же любим друг друга!

— Ты в этом уверен?

— Да! То есть я имею в виду себя…

— Себя ты всегда имеешь в виду. Это я поняла. Но, к сожалению, поздно.

— Но твое горе — мое горе. Оно наше, общее.

Слушайте, Гуров! — Лена говорила зло, отрывисто. — Вы мне противны. Понимаете? Противны и омерзительны. Я хочу, — Лена подчеркнула «хочу», — чтобы вы оставили меня в покое…

Борис подстерег ее еще раз. Но Лена не дала ему говорить:

— Я не имею к вам никаких претензий. Жаловаться не намерена. Уходите! И не смейте появляться возле общежития.

Больше он к ней не приставал. Потом был развод, длинная и нудная процедура, во время которой им говорили умные слова и пытались помирить. Неужели время никогда не сотрет в памяти эти дни?

С Георгием Александровичем они встретились через месяц после того, как Лена вышла из роддома. Она не узнала Гурова-старшего. Исхудавший, с мешками под глазами, без единой кровиночки в лице, он смотрел на нее виновато и грустно. Лена смутилась, покраснела и не знала, что делать. Они стояли друг против друга и молчали. Первым заговорил Георгий Александрович. Видно было, с каким трудом он подбирал слова: