Глава четырнадцатая. Лимонад из лимонов

Георгий Христофорович Ерастов, выросший в «семье с традициями» (любимое выражение матери) никогда не хотел, не мечтал и не собирался становиться врачом, не горел желанием продолжать семейную традицию, заложенную прапрадедом Христофором Константиновичем, которого служение Гиппократу сделало действительным статским советником, то есть – штатским генерал-майором.

– От латаных портков до белых штанов! – любил повторять отец, всякий раз поясняя, что в парадную форму штатских чинов первых четырех классов[49] входили белые брюки.

Насчет «латаных портков» папаша сильно преувеличивал. Вряд ли сын богатого одесского галантерейщика ходил в латаной одежде. Но отец вообще любил ударяться в крайности, любил сгущать краски. Все у него, начиная с людей и заканчивая операциями, было или очень хорошим, или очень плохим. Если отец приходил домой мрачным и говорил, что «сегодня опять крупно облажался», Жорик и мама не спешили расстраиваться и утешать. Поужинав, отец отмякал душой и рассказывал, что снова не уложился в установленный им самим же временной норматив, оперировал на шесть минут дольше положенного. Все бы так лажали.

Мать была полной противоположностью отца – сдержанной в чувствах и суждениях и очень строгой. Врачу-инфекционисту положено быть строгим, ведь в его практике очень многое зависит от соблюдения режима. Домашний режим мало чем отличался от больничного. Приходя домой, Жорик снимал обувь, мыл руки и лицо с мылом, переодевался в домашнее, затем протирал обувь влажной тряпочкой (подошвы в последнюю очередь!), выбрасывал тряпочку в мусорное ведро и снова мыл руки, тщательно-тщательно, примерно так, как моют их хирурги перед операцией, с повторным намыливанием. Заниматься домашними делами можно было только после выполнения этого ритуала.

Родители подолгу обсуждали дома рабочие дела, причем делали это в присутствии сына, чтобы тот с младых ногтей приобщался бы к медицине. Периодически обсуждение прерывалось лирическими отступлениями о высоком призвании врача (любимая отцовская тема) или о том, что человек с востребованной профессией никогда нигде не пропадет (об этом рассуждала мать). Жорик слушал, мотал на несуществующий ус и делал свои выводы. Не в пользу медицины. Вот что такое работа отца? Бесконечные операции (фу – руки по локоть в крови!), переживания по поводу прооперированных пациентов, ночные вызовы в больницу… Никакой жизни, одна сплошная хирургия. Работа матери еще хуже – лихорадки, сыпи, поносы и стоит только на мгновение расслабиться, как тут же подхватишь заразу от пациента. Некоторые инфекционисты даже умирали от заражений… Бр-р-р!!! И если кто-то думает, что все это героическое самопожертвование окупается, то сильно ошибается. Медицина не приносит ни настоящих денег, ни настоящей славы – бизнесмены зарабатывают гораздо больше, а на улице родителей узнавали только знакомые. Ну и вообще к каждому делу нужно иметь врожденную склонность.

Жорика тянуло не в медицину, а на сцену. С шестого класса он занимался в студии известной актрисы Алены Хаманиной. Хаманина считала, что у Жорика «есть задатки, которые нужно развивать», а однажды сказала, что была бы не прочь видеть его в труппе своего театра «АХ». Жорик безумно протащился, но, если уж говорить начистоту, то окраинная московская сцена его не привлекала. Другое дело – Художественный театр, основанный самим Станиславским, или, скажем, «Современник». А сильнее всего манило кино. «Профессий много, но! Прекрасней всех кино. Кто в этот мир попал, навеки счастлив стал!».[50]

К занятиям в студии родители относились одобрительно – полезно для общего развития, – но когда Жорик объявил, что после школы собирается поступать в Щуку[51] или во ВГИК, отец заявил: «только через мой труп!», а мама взяла непутевого сына в оборот. Начала с того, что звездами сцены и экрана становятся единицы, а тысячи прозябают в безвестности. Посмотри, сколько предложений из серии «Дед Мороз и Снегурочка» появляется в декабре. А ведь эти люди когда-то мечтали стать звездами… Отвлекись ненадолго от Машкова, Миронова и Безрукова, посмотри, сколько народу снимается во второстепенных ролях. А ведь эти люди когда-то мечтали стать звездами… Равняться, сынок, надо не на звезд, а на середину. Быть средним актером плохо, в актерском мире слово «середнячок» воспринимается как тяжелое оскорбление. А средний врач – это нормально. Возьми нас с отцом, звезд с неба мы не хватаем, заведуем не институтами, а всего лишь отделениями, но этого вполне достаточно для того, чтобы чувствовать себя состоявшимся человеком и достойно жить. Тебе не нравятся хирургия и инфекционные болезни? Выбери другую специальность. Вообще не хочется возиться с пациентами? Хорошо – продвигайся по административной линии, мы тебе на старте поможем. Это же очень важно – стартовать в своей среде, где тебя есть, кому поддержать.

Доводы матери были разумными, а разумные доводы невозможно игнорировать. Так-то оно так, и ясно, что родители желают единственному сыну добра, но и с заветной мечтой расставаться трудно. Помогло провидение. На прослушивании в Щуке Жорика забраковали сразу по двум параметрам – за разный цвет глаз и за отсутствие данных. Когда же он вспомнил Алену Хаманину, члены комиссии переглянулись и заулыбались, а один сказал: «ну, конечно, там всех хвалят, кто за занятия платит». Бальзак, «Утраченные иллюзии», том второй.

Старт получился хорошим. По совету родителей, после ординатуры по терапии, Жорик устроился на работу врачом приемного отделения в захудалую больницу, находившуюся в Капотне, одной из наиболее маргинальных московских окраин. Знакомые, узнав о таком выборе, удивленно округляли глаза, а некоторые даже крутили пальцем у виска, но не станешь же каждому объяснять свои резоны. Спустя полтора года, Жорик, то есть теперь уже Георгий Христофорович, стал заведовать приемным отделением, а еще через год перешел на аналогичную должность в той больнице, где работал отец. Но это было только начало. На шестом году трудовой деятельности Георгия Христофоровича назначили заместителем главного врача по организационно-методической работе. Те, кто когда-то крутил пальцем у виска, теперь уважительно-завистливо говорили: «ну ты умеешь!» или «вау, круто!». Действительно круто стать замом в крупном столичном стационаре в тридцать два года, да еще и по такому перспективному направлению, как организационно-методическая работа. Суть этой работы заключается в планировании, развитии и контроле, что очень полезно для дальнейшей карьеры, но при этом ты дистанцируешься от повседневной лечебной работы, что тоже очень полезно, поскольку шишки набиваются именно на этом.

К сорока годам Георгий Христофорович рассчитывал вырасти до главного врача, а там уже как фишка ляжет, загадывать далеко вперед он не любил.

Ученая степень – хорошее подспорье в карьере. Георгий Христофорович поступил в заочную аспирантуру на кафедру организации здравоохранения и общественного здоровья РМАНПО, которой заведовала институтская подруга матери. Тему для кандидатской диссертации ему подобрали замечательную – «Повышение качества медицинской помощи в многопрофильном стационаре». Работа над диссертацией сильно не напрягала, защита прошла гладко и теперь на визитных карточках Георгия Христофоровича появились греющие душу буквы «к.м.н.». Пустячок, а приятно. И полезно.

С женитьбой Георгий Христофорович не торопился, несмотря на понукания родителей, которым не терпелось увидеть внуков (так их и не дождались). Он искал оптимальный вариант и нашел его только на тридцать шестом году жизни. Приехал на Розу Хутор покататься на лыжах и встретил там дочь руководителя департамента медицинского образования и кадровой политики Минздрава. Внешностью девушка, мягко говоря, не блистала, умом тоже, повадки у нее были откровенно хабалистые, но должность потенциального тестя перевешивала все недостатки. Какая женщина устоит перед щедрым кавалером и неутомимым любовником (спасибо ассортименту современных стимуляторов). Спустя три месяца после знакомства сыграли пышную свадьбу в ресторане «Узбекистан» и Георгий Христофорович поднял свою личную планку до директора департамента здравоохранения. Имел право, поскольку тесть вскоре рассчитывал стать министром. Однако действующая министр, под которую тесть усердно подкапывался, успела ударить первой. Тестю удалось перейти на незначительную, неперспективную и нехлебную, должность в Федеральном медико-биологическом агентстве – хоть что-то! – а Георгию Христофоровичу пришлось на время забыть о своих амбициях. Не до них было – усидеть бы на месте. К счастью, министр оказалась не настолько злопамятной, чтобы оттаптываться на зяте своего конкурента, а, может, просто забыла о нем в деловой суете. В начале двадцатого года произошла смена министров и можно было начинать действовать, но тут грянула пандемия, черт бы ее побрал! В течение полутора лет здравоохранение трясло и лихорадило. Для кого-то это создало возможности, как, например, для главного врача «Коммунарки», но подавляющее большинство руководителей жило по принципу «только бы нам ночь простоять да день продержаться».

Простояли. Продержались. В мае двадцать второго года Георгий Христофорович стал главным врачом больницы имени Буракова, не самой лучшей, но и далеко не самой худшей в Москве. Вспомнить страшно, как дорого обошлась эта должность. Родители умерли, из их знакомых кто умер, кто давно сидел на пенсии, тесть не мог помочь ничем, кроме советов, в которых Георгий Христофорович совершенно не нуждался, так что за все приходилось платить – деньгами или подарками. В седой древности первый император объединенного Китая Цинь Ши Хуан учредил официальную продажу государственных должностей. Жаль, что этот удобный обычай не сохранился до нашего времени. Удобнее заплатить один раз в казну и знать, что дело сделано, чем «стимулировать» кучу народа, не имея при этом твердых гарантий. На нужного человека прямо-сразу не выйдешь, приходится действовать через посредников, все охотно берут деньги и дары, но никто ничего не обещает, потому что решение о назначении на высокие должности принимается коллегиально. Ах-ах-ах! Знаем мы вашу коллегиальность! Но приходится делать понимающее лицо и снова лезть в кошелек… В какой-то момент супруга засомневалась – стоит ли овчинка выделки, но Георгий Христофорович заверил ее, что стоит – у главного врача другие возможности и другие перспективы.

С начмедом Георгию Христофоровичу сильно повезло. Опытная ушлая баба, пожалуй, даже чересчур ушлая, и притом – пенсионного возраста. Такая не подсидит, наоборот – будет изо всех сил поддерживать в больнице порядок, ради того, чтобы поработать подольше. Ключик к начмеду Георгий Христофорович подобрал без труда – «на вас вся надежда, уважаемая Евгения Юрьевна, помогите». Сухое слово в душу, как известно, не западает, подмазать надо, но с этим не было проблем, потому что в тех делах, которые не стоило выставлять напоказ, обойтись без начмеда было невозможно.

Долгожданное назначение было омрачено болезнью. Давным-давно, еще на четвертом курсе, у Георгия Христофоровича диагностировали дуоденит, за который он получил суровое внушение от матери – питаешься не поймешь чем, не поймешь где, всухомятку, да на ходу, вот и нажил проблему! Проблема особо не досаждала и со временем Георгий Христофорович о ней забыл – кто сейчас без гастрита да дуоденита? И вроде бы все было хорошо, разве что после какого-нибудь чрезмерно энтузиастического чревоугодия дискомфорт в эпигастральной области[52] ощущался, но это же дело обычное. И вдруг гром среди ясного неба, причем в самый неподходящий момент. Георгий Христофорович долго откладывал празднование своего назначения, потому что ему хотелось собрать (и поразить, не без этого) всех нужных знакомых, а это было весьма сложной задачей – люди занятые, при высоких должностях, то у них чепе какое-нибудь, то срочная командировка. Но, наконец-то, удалось договориться со всеми. Георгий Христофорович заказал банкет на шестьдесят персон в «Ямке-лунке» на Краснопресненской набережной, которой близость к Дому правительства придавала особый лоск, а после, для узкого круга приглашенных, были запланированы посиделки на плавучей бане в Серебряном бору. Торжества закатываются не ради застолья, а для того, чтобы продемонстрировать всем свои возможности (смотрите, с какими людьми я дружу!), а также для создания новых возможностей. И что? Во время произнесения поздравительного тоста, Георгий Христофорович, стоявший с бокалом в руке, вдруг скрючился и рухнул на пол. Было такое ощущение, будто в животе взорвалась бомба, а затем он провалился в черную пустоту. Повезло только в одном – что это случилось не в плавучей бане, оттуда могли бы и не успеть довезти, а так «скорая», примчавшаяся через три минуты после вызова, доставила Георгия Христофоровича в Боткинскую больницу, где его сразу же прооперировали. Затея с банкетом пошла псу под хвост («гоношение без приношения», как сказал бы отец), но главное не в этом, а в том, что остался жив. Если уж говорить начистоту, то момент для длительного боления был подходящим – уже после назначения, но задолго до суеты с открытием скоропомощного комплекса, на которое приехали мэр и первый заместитель министра.

Самой сильной своей чертой Георгий Христофорович считал умение делать лимонад из лимонов, преподносимых ему судьбой. Твердость характера, сила воли и прочие похвальные качества меркли перед умением обращать в свою пользу не очень-то благоприятные обстоятельства. Что такое открытие стационарного скоропомощного комплекса для только что назначенного главного врача? Дурак или просто поверхностно мыслящий человек скажет: «головная боль» и, на первый взгляд, будет прав. Любое новое дело чревато оплошностями, могущими привести к снятию главного врача, а, с другой стороны, идеальная работа комплекса не поможет продвинуться дальше по карьерной лестнице, поскольку ты на своей должности сидишь недавно. Вот годика через три можно будет о чем-то думать, но к тому времени запуск первого в России скоропомощного комплекса забудется… Никакой выгоды? Но это только на первый взгляд. Золото редко когда валяется на поверхности, его добывать нужно. Слово «старатель» происходит от глагола «стараться» и это неспроста. А как не стараться? Нужно же окупить расходы, причем не «в ноль», а с прибылью. Бульон от яиц – удел дураков, а Георгий Христофорович считал себя умным человеком. И свои полномочия он делегировал начмеду не из лени или боязни в чем-то оплошать, а с дальним прицелом – рано или поздно настанет момент, когда хороший главный врач спустится со своего небесного Олимпа для того, чтобы избавить сотрудников от тиранства начмеда. Но – всему свое время, не следует торопить события. Поспешишь – не только людей насмешишь, но и шею свернешь. Зачем избавляться от такого хорошего и безопасного начмеда? А затем, чтобы на шею не села. Люди, примерившие на себя роли спасителей и наставников, должны своевременно вычеркиваться из жизни.