Постоянно ожидая, что мой отец станет кем-то большим, чем он мог быть, я продолжала верить, что забота в моей семье не исчезла вместе с матерью. На самом деле так оно и было. Когда я научилась расставаться с иллюзиями, мне пришлось расстаться и с мечтой о сильном, решительном и эмоционально отзывчивом защитнике. Я хотела, чтобы мой отец был именно таким.

Я знаю, что где-то в душе у меня по-прежнему есть место, где я чувствую себя никчемной и нелюбимой, потому что один родитель умер, а другой замкнулся в себе. Когда я познакомилась с другой женщиной, лишившейся матери и ощущавшей похожие чувства, между нами, словно молния, вспыхнула связь, мгновенная радость, которую испытываешь, когда находишь человека, которому не нужно ничего объяснять. Мы уже знали свои секреты и разделяли общие страхи. Но мы всегда говорили о своих отцах неуверенно, не повышая голос, будто сложные отношения с первым мужчиной в нашей жизни настолько подорвали уверенность в себе, что мы не могли говорить о них с твердостью или силой.

Мне никогда не было легко с отцом. Нас не связывали тела, взаимные желания или мечты. Многие годы мне казалось, что общего у нас – фамилия и воспоминания о женщине, которая умерла несколько десятков лет назад. Затем у меня родились дети, благодаря его интересу и любви к ним мы нашли общий язык. Порой мне было тяжело видеть, как мои дети наслаждаются веселой, любознательной, счастливой стороной отца, которую я знала лишь в детстве, если вообще когда-то знала. Но я сидела, поджав губы, и не вмешивалась. Проблемы с отцом были моими проблемами. Они не касались моих детей.

До самого конца мы с отцом изо всех сил старались наладить отношения. За несколько недель до его смерти я прилетела к нему в пригород Нью-Йорка. Мы с братом и сестрой должны были узнать, как он хотел, чтобы его похоронили, но никто из нас не горел желанием говорить об этом. Настал мой черед навещать отца, поэтому я решила выполнить это задание.

Было начало декабря, и мой отец уже несколько недель оставался прикован к постели. Его навещали волонтеры из хосписа и преданная помощница. На следующий день после приезда я поставила стул рядом с его кроватью и сжала руку, которая осталась пухлой, несмотря на стремительную потерю веса.

– У нас еще есть время, – сказала я. – Но мне нужно кое о чем поговорить с тобой. Если не хочешь говорить об этом – не нужно, но будет лучше, если ты попробуешь.

К этому разговору меня готовила подруга Сьюзан, социальный работник. На мой взгляд, все началось неплохо.

– Хорошо, – ответил отец. – Давай поговорим.

– Может, мне нужно о чем-то позаботиться? Что-нибудь подготовить для тебя?

Отец растерянно покачал головой, словно удивляясь вопросу.

– С финансами все в порядке, и я составил завещание, – ответил он. – Нет, все готово.

– А похороны? Ты хочешь, чтобы тебя похоронили с мамой?

– Конечно, – сказал отец.

Разговор шел хорошо. Слишком хорошо. Слишком холодно. Я получила нужные ответы, но ожидала другого. Чего-то более содержательного, черт побери. Больше у меня не будет такого шанса. С этой мыслью на меня нахлынули эмоции.

– Я буду скучать по тебе, – вырвалось у меня. – Очень, – слезы потекли по моему лицу. – Есть ли что-то, о чем ты хочешь сказать мне, пока еще есть время? – спросила я.

Отец сжал губы и задумался, затем покачал головой. Нет.

Мы сидели молча.

– Ты боишься? – не выдержала я.

– Нет, – спокойно ответил отец. Он кивнул в сторону фотографий внуков, прикрепленных к зеркалу на стене. – Это единственное, что причиняет мне боль.

Он мирно скончался через две недели, перед рассветом. С ним до последнего была моя сестра. Именно такой смерти я желала маме.