Не все террористы, стрелявшие и взрывавшиеся в Париже, были так предусмотрительны, чтобы взять с собой на мокрое дело паспорта и удостоверения личности. Одного из беспаспортных, атаковавших концертный зал «Батаклан», вычислили по отпечатку пальца. Отдельного. Тело к пальцу прилагалось, но уже не полностью.
Бывший обладатель тела и пальца оказался французом, жителем Шартра. Власти не спешили его назвать его имя, но это сделал в итоге мэр города. Он написал, что таинственного «француза» из теленовостей звали Исмаил Омар Мостефа, что он жил в Шартре – и, следовательно (это уже дополняю я), наслаждался если не знаменитым собором Нотр-Дам-де-Шартр (может, он считал это для себя совершенно недопустимым), но хотя бы домиками, каналами на реке Эр, лестницей королевы Берты и «домом лосося», всеми чудеснейшими местами, которые я лет пять назад обошел ради парижского путеводителя.
То есть я обходил места, а рядом со мной Исмаил Омар Мостефа, только что вернувшийся из Турции (говорят, и из Сирии), сидел в своей квартире и думал, как бы ему покрепче ужучить Францию.
Сейчас полиция прошла по всем его адресам. Задержаны его отец и брат. Как и следовало ожидать, брат говорит, что много лет не общался с братом и ума не приложит, как тот дошел до смерти такой. У брата дети, у брата жена, которая плачет на допросах и говорит, что она ни при чем и чтобы ее оставили в покое. Плачет и мать-старушка, отец смахивает слезу. Все привычно, все как всегда. Родственники и друзья никогда не видят ни рогов, ни когтей.
С момента теракта Мохамеда Мера в 2012 году, когда полиция выследила и убила убийцу, я слышу все те же стенания родителей и родственников: «Наш мальчик не мог так поступить». Когда в поезде
Зимой 2020-го его посадили пожизненно. Ну как пожизненно? По-французски – на 22 года, а там посмотрим, адвокаты наготове. Приговорили и пособников убийцы Амеди Кулибали, тех, что доставали ему оружие. Ноябрьские теракты еще расследуются. По крайней мере, известны имена других стрелков и причастных к стрельбе в Париже. Среди них оказались даже три брата Абдеслама. Старшего допрашивают в Бельгии, средний брал «Батаклан» да там и остался, младший долго бегал от полиции. Его поймали и будут судить. Пока что младшего Абдеслама, Салаха, уже приговорила к 20 годам Бельгия. Сколько ему накинет Франция, неизвестно. «О господи! Что вижу я? Шпионов – целая семья», – как говорил французский офицер в «Гусарской балладе».
Франция не знает и не хочет знать, откуда берутся эти люди. У них у всех европейские паспорта, они ходили в школу, они говорят по-французски лучше меня. Может быть, я встречаю их в булочной или в кафе «Королева кускуса»?
Куда приятнее думать, что твой сосед – добрый и хороший мусульманин. А когда комик Жамель Дебуз обмолвился после первых терактов нового времени: «Я знаю этих Мохамедов Мера, их полно, Мохамедов Мера», – на него набросились со всех сторон: как это так, нет никаких Мера, нечего сеять панику.
Так же будет и в следующий раз. Когда соберут новые пальцы, опросят новых родных и близких, друзья – если друзья будут – вспомнят о милом, застенчивом молодом человеке, который, правда, в последние годы был нелюдим, жену выводил в люди только под паранджой, а в мечети спорил с имамом, требуя от него большей ясности в вопросах веры.
Плата за страх
Французы стали бояться мусульман. Но ведь мусульмане тоже французы. Вот и выходит, что французы теперь боятся самих себя и платят за этот страх по миллиону в день.
«У наших полицейских появился новый помощник». Такие афиши с изображением пистолета расклеены в одном из маленьких французских городов. Этой социальной рекламой мэрия с гордостью объявляет, что муниципальные полицейские отныне вооружены и очень опасны.
Кто знает, может быть, давно пора было это сделать. Когда в Париже ловили террористов, обнаружилось, что французские полицейские вооружены старыми железяками времен Второй мировой войны. Ровно с тем ружьем, с которым американцы освобождали Нормандию, теперь французские полицейские выходят против террористов с автоматами.
В этом был отзвук божественного статуса полицейского. Которого обзывали, конечно, коровой и кричали
Сейчас полиция пытается объяснить, почему преступники вооружены и разрешения у мэрии не спрашивают. Если у американских бандитов был вне конкуренции автомат Томпсона, то у французских – наш калашников. Мы опять обогатили национальный лексикон: слово
После истории с «Шарли Эбдо» говорили о том, что террористы просчитались. Они-де хотели посеять страх, а на марш солидарности вышли миллионы, да и журнал возродился. Я сначала кивал согласно, а потом подумал, что это слишком оптимистичное заключение.
Вроде бы правда, исламисты добились совершенно обратного – карикатуры на пророка распространились небывалым тиражом. Но результат был и менее очевидным: о существовании зловредного «Шарли» с его карикатурами узнали даже и те, кто о маленьком журнале не слышали. Теперь миллионы мусульман знают, что неверные позволяют себе шайтан знает что.
Правые, конечно, говорят, что злым иммигрантам во Франции не место. Еще в 1973 году был принят закон о том, что допустимо лишать французского паспорта лиц, осужденных за терроризм. Правда, эта процедура мало что сложна, так еще и применима только к тем французам, которые имеют гражданство не по праву рождения, а получили его недавно и, следовательно, не оправдали доверия. И к тем, кто имеет два гражданства, – единственного лишить нельзя. Но и принятые решения адвокаты пытаются оспорить на основании того, что на первой родине их клиентам угрожает опасность. И вот «лишенцы» живут годами в отеле, который оплачивает им правительство, так и не придумавшее, что с ними делать.
Ясно, что остановить террористов невозможно. За каждым рассерженным молодым человеком не уследишь, у каждой редакции не выставишь охрану. На улицы городов вывели армейские патрули. Операция обходится по миллиону в день, и при этом ни от чего не спасла. Более того, сами солдаты становятся объектами нападений. Может быть, они просто должны отвлекать агрессию от мирных жителей?
Задача у Франции сейчас непростая. Избежать разделения общества – поэтому здесь взахлеб проклинают «стигматизацию» и «амальгаму»: попробуйте только сказать, что мусульмане в чем-то виноваты! Нельзя испортить отношения с мусульманским меньшинством во Франции, которое хоть и меньшинство, но на редкость мощное, почти шесть миллионов верующих, в десять раз больше Великой армии Наполеона.