– Конечно, твой муж может поехать с нами, – сказал он. – Мы подготовились к тому, чтобы взять и его. Но, Чарли, он может и не захотеть.

– Почему? – спросила я, но Дэвид не ответил. – Он любит читать.

Во время той прогулки по дорожке я задала Дэвиду множество вопросов о Новой Британии, но он сказал, что мы обсудим все это, когда будем в дороге, а то сейчас сообщать мне многое может быть слишком опасно. Но одну вещь он все-таки рассказал: в Новой Британии можно читать что угодно и сколько угодно. Я вспомнила о муже, о том, как он нарочно заставлял себя читать медленно, потому что разрешалось брать только одну книгу раз в две недели, и ему приходилось растягивать удовольствие. Я вспомнила, как он неподвижно сидел за столом, подперев рукой правую щеку и едва заметно улыбаясь, даже если это была книга про уход за съедобными водными растениями тропиков.

– Любит, – медленно отозвался Дэвид, – но, Чарли, ты уверена, что он захочет уехать?

– Да, – сказала я, хотя совсем не была в этом уверена. – Там он сможет прочесть любую книгу, какую захочет. Даже запрещенную.

– Это правда, – сказал Дэвид. – Но, в конце концов, у него могут быть и другие причины, чтобы остаться здесь.

Я задумалась, но в голову так ничего и не приходило. У него не было никаких родственников, кроме меня. У него не могло быть других причин оставаться. И тем не менее, как и Дэвид, я тоже почему-то не была уверена, что он захочет уехать.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, но Дэвид не ответил.

Во время нашей следующей встречи, прежде чем рассказчик начал свое выступление, Дэвид спросил, не нужна ли мне помощь, чтобы поговорить с мужем.

– Нет, – сказала я. – Я справлюсь сама.

– Твой муж умеет быть осторожным, – сказал Дэвид, и я не стала спрашивать, откуда он это знает. – Так что я не сомневаюсь, что он поступит благоразумно.

Казалось, он хотел сказать что-то еще, но промолчал.

После представления рассказчика мы пошли гулять. Я думала, наши разговоры будут сложными и мне предстоит запомнить много разной информации, но все оказалось не так. В основном их смысл, по-видимому, состоял в том, чтобы Дэвид мог убедиться, что я сохраняю спокойствие, ничего не делаю и доверяю ему, хотя он никогда не спрашивал об этом напрямую.

– Знаешь, Чарли, – внезапно сказал он, – гомосексуальность в Новой Британии полностью легальна.

– А, – отозвалась я. Я не знала, что еще сказать.

– Да, – сказал он. И снова как будто хотел добавить что-то еще, но промолчал.

Вечером того дня я думала о том, как много Дэвид уже знает обо мне. В некоторой степени это тревожило и даже пугало. С другой стороны – успокаивало и обнадеживало. Он знал меня так, как когда-то знал меня дедушка, и это знание, конечно, исходило от самого дедушки. Дэвид не был с ним знаком, но его начальник был, и поэтому мне иногда казалось, что дедушка жив и все еще со мной.

И все же я не хотела, чтобы Дэвид знал о некоторых вещах. Я уже поняла: он догадывается, что мой муж не любит меня и никогда не полюбит – во всяком случае, не так, как муж должен любить жену, и не так, как я надеялась. Мне было стыдно, потому что, хотя любить кого-то не стыдно – стыдно, когда совсем не любят тебя.

Я знала, что должна спросить мужа, не хочет ли он поехать со мной. Но дни шли, а я не спрашивала.

– Ты поговорила с ним? – спросил Дэвид во время нашей следующей встречи, и я покачала головой. – Чарли, – сказал он не сердитым, но и не мягким тоном, – мне нужно знать, собирается ли он поехать с нами. Это важно. Ты хочешь, чтобы я тебе помог?