– Из реквизитной, – отвечает он.

– Откуда-откуда?

– Если спуститься по лестнице и свернуть налево, а не направо, то окажешься в реквизитной.

– Реквизитной? – переспрашиваю я, приподняв бровь.

– Это комната прямо под сценой, – поясняет он. – Она оснащена огромным грузовым лифтом, с помощью которого декорации поднимают на сцену и возвращают на место. После окончания спектакля, когда декорации становятся не нужны, их складывают в реквизитной до той поры, когда они снова понадобятся. Или пока их не переместят в другое место.

– В другое место?

Он показывает на оранжевый диван, на котором сидел в тот день, когда я впервые здесь оказалась.

– Вот наше последнее приобретение. Нам с Кэмероном пришлось ему ножки отвинтить, чтобы занести сюда диван с лестницы. Он минут десять проторчал у нас в дверном проеме – только потом мы наконец придумали, как его втащить. – Эй-Джей быстро встает, выразительно кланяется и опускается на место. – В итоге у нас все получилось.

Широко улыбаюсь.

– Вы все-таки пронесли его в комнату?

– С большим трудом.

Оглядываю комнату и вдруг понимаю, почему здесь все такое странное, словно из совершенно иной эпохи. Антикварный книжный шкафчик, а на нем лампа в стиле модерн. Ретрокресло из семидесятых рядом с блестящим металлическим журнальным столиком.

– Неужели здесь вся мебель из реквизитной?

– Ага.

– А в театре не замечают пропажи декораций?

– Ну… Реквизит потихоньку пропадает вот уже десять лет, с момента возникновения «Уголка поэта». Уверен, они периодически замечают пропажи, особенно крупные.

– Как, например, этот ярко-оранжевый диван.

– Вот-вот.

– Даже если они и заметили исчезновение реквизита, им ни за что не догадаться, где его искать, – пряча улыбку, замечаю я.

– Здесь у нас своего рода тайник, – улыбнувшись одним уголком рта, сообщает он. – Наверное, надо бы постыдиться, что мы столько всего сюда натащили?