– Мистер Б. работает здесь уже двадцать лет. Он знает про все и про всех. Но никому не выдает нашу тайну.

Вновь скольжу пальцами по ключу. Честно сказать, мне совсем не хочется, чтобы Эй-Джей уходил, и в то же время не терпится остаться наедине со всеми этими стихами и найти текст его песни.

– Пойду я, ладно? – говорит он. А потом, к моему удивлению, шагает ко мне, а не отступает назад. Тут же вспоминаю, какой же он на самом деле высокий – мне даже приходится слегка приподнять голову, чтобы видеть его глаза. За последний месяц я очень много о нем думаю, но только сейчас у меня появилась возможность внимательно его рассмотреть.

Он вовсе не красавчик, в отличие от Брэндона и других парней, на которых я западала. Но никто из них не пробуждал во мне таких чувств, как Эй-Джей сейчас.

Меня привлекает в нем абсолютно все. Его поза, такая уверенная и спокойная. Непринужденность, с которой он сегодня со мной общается, – благодаря ей я начинаю чувствовать, что я тут и впрямь не чужая. То, с какой восхитительной искренностью он исполнял ту самую песню.

– Можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Почитай стихи на стенах – эта коллекция набралась за целое десятилетие, и к ней приложила руку сотня авторов. Познакомься со всеми ними. А потом сочини что-нибудь свое.

– Хорошо, – шепотом отзываюсь я. Выражение лица у Эй-Джея ласковое и доброе, а когда он упоминает о комнате и рассказывает, как мне стать ее частью, его глаза сияют.

– Когда закончишь, запри дверь и погаси все лампы. Я буду тебя ждать у того столика, недалеко от твоего шкафчика.

– Ладно, – говорю я.

Он делает несколько шагов к двери, но потом останавливается.

– Ах да, если хочешь, потренируйся читать стихи вслух. Когда тут никого нет, сцена перестает быть страшной.

Он проходит мимо меня, и я вжимаюсь в стену, чтобы дать ему дорогу.

– Эй-Джей, – зову я, и он оборачивается. Мне вовсе не хочется это говорить, но я чувствую, что должна, иначе мне – и, самое главное, ему – может стать неловко и неуютно. К тому же, если члены «Уголка» собираются оценивать мою искренность, нужно, чтобы Эй-Джей понял, как для меня важно его прощение.

– Само собой, только тебе решать, как поступить. Если не хочешь быть моим другом – я пойму. Да, дело было очень давно, но мои детские слова и поступки… – Я замолкаю, вспоминая, как мы с Кейтлин целый день названивали Эй-Джею домой с дурацкими розыгрышами, пока наконец трубку не взяла его мама, которая очень громко и нервно стала умолять нас оставить их в покое. А еще тот случай, когда мы уселись в автобусе позади Эй-Джея и засыпали ему за ворот рубашки всякий мусор – обертки от жвачки, обрезки бумаги, какие-то катышки. Мотаю головой и до боли прикусываю нижнюю губу. – Ты и представить себе не можешь, как мне стыдно.

Он отвечает не сразу.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – наконец спрашивает он.

– Ну наверное… я… – запинаюсь, подбирая точные слова. – Мне важно убедиться, что ты об этом знаешь. На случай, если ты не поверил первому моему извинению.

Он снова мне улыбается. Уже в третий раз за сегодня. И эта улыбка кажется самой искренней из всех.

– Если бы я ему не поверил, мы бы с тобой не стали сюда спускаться.

Не знаю, что на это сказать, поэтому просто стою, перекатываясь с пяток на носки и спрятав большие пальцы в карманы.