- Вот это твою славу подмочит! - захохотал подросток, везде хвостом ходивший за своим старшим товарищем.

- Ну ты предатель, я от тебя не ожидал, - погрозил ему кулаком Калимак, отплевываясь от попавшей в рот травинки.

- А че ты меня в детстве в кладовке запирал и гнилыми яблоками с крыши закидывал? – припомнил Разанул былые обиды. – Вот и получай теперь по заслугам!

- Да будешь ты Калимак, Бабой Битый, - нарек Маура, вовремя уворачиваясь, когда лежащий исхитрился и высвободил одну ногу для пинка.

- Ха-ха! Калимак, Бабой Битый! – в восторге завопил Разанул, тоже набрасываясь на друга и больно втирая ему кудри в макушку.

- Свиньи вы недорезанные! – отбивался Калимак. – Двое на одного!

- Да, нечестно получается, - Маура наконец освободил свою жертву.

- Щас ты у меня нехило получишь, - решив больше не связываться с заведомо более сильным соперником, Калимак погнался за Разанулом, уже с громким смехом улепетывающем от него в чащу.

- Возьми, через год-другой пригодится, - Маура передал мне плоский удалитель волос. – А я у Кали всегда попросить смогу.

* * *

По весне, когда мне было уже четырнадцать, господин Ильба засобирался  в очередную торговую поездку, на этот раз более длительную.

- Опять обнищали, - сетовал он. – Надо подправить дела.

«Обнищали»  в его понимании значило, что огромные запасы продуктов, тканей,  постельного белья, посуды, всякой домашней утвари и мешочков с золотыми и  медными слитками в потайном чулане уменьшились настолько, что через них  стал кое-где проглядывать пол.

- Ты остаешься за главного, Маура,  - напутствовал он. – Вернусь не раньше, чем через две полные луны. За  порядком следи, лоботрясов наших не распускай, - кивнул он в сторону  меня и моего отца.

- Все будет в порядке, почтенный, - склонил голову Маура.

Мой  отец подал нашему хозяину собранную котомку со всем необходимым, и  Ильба наконец удалился к запряженной телеге, доверху груженой мешками с  зерном. Две юные и свежие гнедые лошадки уже рвались в путь.

Снова  полетели дни, и будто даже дышаться стало свободнее, а жить веселее,  так как с отъездом Ильба ушел и чрезмерно строгий распорядок. Маура  по-прежнему абсолютно не придавал значения разнице в сословиях, позволяя  нам спать допоздна, гулять, когда вздумается, и есть и пить, сколько  хочется.

Дорвавшись до хорошей, привольной жизни, мы с отцом  быстро забыли, как было раньше, а знакомые рабы других хозяев,  прослышавшие про это, завидовали нам, и вечерами, тайком от своих  господ, приходили проситься в услужение к Маура.