Сын закивал головой и с гордостью показал нам свою банковскую карту. Потом подвёл нас к компьютеру и хотел записать наши электронные адреса. Но в те времена компьютеры только входили в обиход, и для нас это представлялось дорогой и головоломной техникой. Было видно, что он несколько удивился нашему невежеству. Из всего вынесенного от общения с этой семьёй мы убедились, что шведская хроническая алкоголичка с сыном-дауном может благополучно существовать в хорошо обставленной четырёхкомнатной квартире вполне приличного нового дома, время от времени приторговывать излишками своих вещей, участвовать в праздничных распродажах на ярмарках, куда её привлекают в качестве сезонного продавца, получать достойное пособие по инвалидности и проходить ежегодные курсы по реабилитации от алкогольной зависимости. А сын-даун при таком воспитании и развитии может стать, если не профессором, то вполне востребованным членом общества. Вот вам один из примеров нижнего уровня шведской социальной лестницы. И мы его увидели своими собственными глазами.

О жизни так называемого мидл-класса нам в своё время рассказал консул советского посольства в Швеции Якубовский. Это была середина 80-х, и консул, на волне перестройки, позволил себе некоторую вольность, выйдя за рамки официальной пропаганды. Он поведал нашему экипажу, воспитанному по советским меркам, то, о чём мы даже не догадывались. Мы впервые узнали, что уровень среднего шведа таков, что в нашем представлении его можно было бы смело приравнять к миллионеру, как мы себе его представляли. Обязательные атрибуты средней шведской семьи это, как минимум, квартира или дом, машина (а то и две), дача в пригороде и яхта. Средний швед, якобы, без яхты чувствует себя не в своей тарелке, даже если он выходит на ней в море только один раз в год или сдаёт в аренду. Когда этот самый швед теряет хотя бы один из вышеперечисленных атрибутов в силу ухудшения общей экономической ситуации, то ему становится неуютно, плохо, и он начинает нервничать, болеть и сходить с ума. То есть, стоит выбить из фундамента один из этих краеугольных камней, как дом шведского благополучия, начинает крениться и падать. И крен этот всегда совпадал с периодами ухода от управления социал-демократической партии, которая собственно и вывела Швецию на столь высокий социально-экономический уровень. Эта партия стояла у руля с 1914 года. И с тех пор благосостояние шведского общества только росло. Делались большие уступки рабочему классу, поднималась роль профсоюзов и зажимались аппетиты буржуазии, особенно крупной. Был введён беспрецедентный прогрессивный налог, доходящий до 90 %. При этом апеллировали и к национальному патриотизму местных буржуев и к встречным льготам для людей с большими заработками.

Якубовский приводил такой пример: «Возьмём директора действующего предприятия и его секретаршу. При прогрессивном налоге, в связи с большой разницей в зарплатах, при получении этих зарплат на руки их суммы почти уравнивались (у секретарши налог 7 %, у директора 90 %). Но секретарша из своей зарплаты оплачивает весь пакет социальных и торговых услуг: квартплата, вода, электричество, медстраховка, все личные траты, связанные с жизнедеятельностью индивида. Директору же обеспечен ряд определённых, как сейчас говорят, преференций. Ему может быть оплачена квартира, предоставлен загородный дом, служебный автомобиль с даровым бензином, а также выделены дополнительные суммы на представительские расходы (приём делегаций, деловых партнёров, организация сопутствующих банкетов). И если та же секретарша тратится до последнего эре, то её директор может оставлять свою зарплату почти нетронутой». Так представил картину в Швеции наш советский консул периода пресловутой горбачёвской перестройки.

Почему-то подумалось, что если бы в России РСДРП не разделилась бы сама в себе на меньшевиков и большевиков, то и у нас бы жизнь была не хуже чем в Швеции, а то и намного лучше в плане материального благополучия. И мы уже с 1917 года могли бы соперничать в этом вопросе со шведами. Большевики увели в сторону от истинной социал-демократии. Но России не свойственно благополучие и прямые решения. Её движитель – неустроенность. Нам надо всё время устроиться. Тогда мы движемся вперёд.

В 1976 году шведы тоже решили поэкспериментировать: отдали голоса христианским демократам. Думали, будет ещё лучше. Однако, от добра добра не ищут. Эту поговорку в Швеции не знали, и до 1982 года буржуазия отвоёвывала себе потерянное. Хорошо, шведы вовремя очухались и опять призвали социал-демократов, и пошла у них снова сытая и вольготная жизнь.

В Фалкенберге на берег так никто и не вышел. Один только боцман прошёлся по причалу, заглянул в контейнер для мусора, вытащил из него пылесос «Siemens» в полной комплектации и принёс его на пароход.

– Проверим на всякий случай? – обратился он ко мне. – Чувствую, что целый. Здесь только вилка обрезана.

Я зачистил концы провода, вставил их в розетку, и «Siemens» сразу заработал. На то он и «Siemens».

– Пригодится, – сообщил сразу боцман, – дома как раз пылесоса нет. И ведь никто не поверит, что в мусорном контейнере нашёл. Ну, кроме тебя, конечно. И Хоттабыча. Он видел, как я его доставал.

Опять мы остались без груза и порожняком пошли на Клайпеду за минеральными удобрениями. И там же нас должен сменить новый экипаж, которому мы передадим пароход, что говорится, с рук на руки.

28.07.1993. Danish straits – Baltic sea

Возвращение на круги своя. – Мимо Копенгагена. – Nil novi sub luna. – Подводя черту.

Вот мы и возвращаемся в родные воды, с которыми выплеснули нас, оборвав пуповину, на просторы больших вод болтаться и прозябать в краях далёких и по большей части неведомых нам. Именно от этих рубежей мы отходили ровно три месяца назад в свой обычный трудовой рейс под флагом Антигуа и Барбуды. Идём хорошо известным нам Зундом или – проливом Эресунн, связующей нитью с Мировым океаном. Это наиболее короткий путь в Балтику и из Балтики, нежели идти Большим и Малым Бельтом. Все они входят в систему Датских проливов (Малый Бельт, Большой Бельт, Эресунн или – Зунд, Каттегат, Скагеррак). Под вечер справа обозначился Копенгаген. Напротив шведский Мальмё. Каждую минуту над Копенгагенским аэропортом, который расположен в близости от проливной зоны, заходит на посадку самолёт. Получается 1500 самолётов в сутки, если соблюдена столь чёткая регулярность.

В Копенгагене в самом центре города, в парке Тиволи находится известный филиал музея мадам Тюссо, открытый её правнуком Луи. Мне удалось побывать в нём годом ранее, когда мы заходили в Данию на теплоходе «Рига». В начале 90-х там уже находились восковые фигуры Горбачёва и Ельцина – «сладкая парочка», которая наделала много горьких дел. Я бы разместил эти фигуры не в галерее общественно-политических деятелей, а в комнате ужасов, которая имеет в музее определённый успех у любителей острых ощущений.

Пройдя Эресунн, мы стали внедряться в Балтийское море. А это значит – мы почти дома. В литовском порту Клайпеда нас ждёт сменный экипаж. Привнёс ли заканчивающийся рейс что-то новое в нашу жизнь? Изменил ли он порядок вещей, вершащийся в этом мире? Сделал ли он нас другими? Думаю, ни одного, ни другого, ни третьего не произошло. Nil novi sub luna (лат.) – нет ничего нового под луной. И под солнцем тоже.

Сотни и тысячи судов разного назначения бороздят великое водное пространство планеты, пространство, которое соединяет цивилизацию в единое целое. И каждое из этих судов осуществляет свою миссию и решает свою задачу. В истории случались великие миссии и великие задачи. У нас была скромная и незаметная. И, может быть, только благодаря этим воспоминаниям, наше плавание отразится каким-то образом в вечности, и кто-то ещё раз пройдёт нашими маршрутами и увидит нас со стороны: наивных и смелых, ироничных и работящих, отверженных и романтичных. А я, в свою очередь, – «гляжу на будущность с боязнью, гляжу на прошлое с тоской…»

Вместо эпилога

Этот рейс не был выдающимся. Но и обычным его не назовёшь – судно следовало случайным, непредсказуемым маршрутом, посещая иногда такие места, которые в других обстоятельствах не пригрезились бы даже в самых невероятных и фантастических снах. Мы были схожи чем-то с древними аргонавтами, плывущими навстречу неизвестности и славе. Славы в итоге мы не добились, а неизвестность поглотила нас сразу, как только мы ступили на землю наших предков. И лишь это скромное повествование вытаскивает нас за волосы из болота забвения и, если не лучи славы, то хотя бы отблеск благодарной памяти высветит в наших душах тот многообразный мир, который прошёл перед нами в череде событий и смен декораций, мир в чём-то изменчивый, в чём-то постоянный, понятный и непонятный, но всегда удивительный.

Надеюсь, у читателя не возникло сомнений по поводу правдивости всего вышеизложенного. И если отдельные мои рассуждения и взгляды не совпадают с вашими, я буду только рад этому, поскольку это лишний раз подтверждает тезис о многомерности пространства и многовекторном видении происходящего. Моя рука, ведущая дневниковую строку, лишь следовала тому, что видел мой глаз, и от чего изредка ликовала моя душа. Я, как и любой художник, попытался задержать время в его всеуничтожающем беге или хоть на миг вернуть его назад. Окончание рейса не окончание жизни. Но всё равно остаётся сожаление о невозвратности прошедшего. Только погружаясь в закрома памяти, мы можем обмануть время и ещё раз прожить выбранный наугад отрезок жизни, и чему-то ещё раз удивиться, о чём-то погрустить или порадоваться, над чем-то посмеяться или поскорбеть, оставив любознательным свои мысли и переживания, свои впечатления, тревоги и надежды.

Примечания