Был в редакции нерусских школ, сдал материалы по «Земли и небу».
Заходил к Камиру. Рукопись «Путешественников» лежит у него на столе. Договорился с ним, что если он не прочитает ее к 1 февраля, то заключаем договор, и соврем[емнная] редакция начинает работать над рукописью.
Отправил письмо в Таллин — Эстонскому [нрзб] с предложением выслать исправленный экземпляр
«Земли и неба».
Подготовил экземпляр «Земли и неба» для отправки в Минск, Учпедгизу БССР.
15 января.
Первый день всенародной переписи.
Отправил письмо в Варшаву относительно «Земли и неба». В Минск послал письмо, экземпляр «Земли и неба» и рукопись «Урфина Джюса».
Февраль
6, пятница.
Много дней я не брался за и пережил за это время тяжелые, мрачные чувства…
16 января вечером, когда я заканчивал печатать «Три рыбалки», что-то случилось с моим правым глазом: как-то все закружилось слегка, я стал плохо видеть. Начались круговые вспышки в глазу, все это меня очень обеспокоило.
Я провел ночь скверно, утром пошел в глазную больницу, просидел там несколько часов, но Золотникова меня не приняла.
В этот день Адик праздновал день рождения, но мне было не до гостей, я просидел полчаса и ушел.
До понедельника время тянулось бесконечно. В понедельник поехал в поликлинику Литфонда и в ожидании приема и осмотра провел прямо ужасные минуты.
Но врач Яровенко ничего опасного у меня в глазу не нашла — видимо, сильное переутомление; выписала бюллетень, но посоветовала все же сходить к Золотниковой на консультацию и в направлении написала под вопросом: «возможность [нрзб] в правом глазу». Она это сделала «из дипломатических соображений», а у меня новые сомнения и опасения.
Во вторник попал к З[олотниковой] и она тоже ничего не нашла. Я тогда несколько успокоился, но до сих пор не пишу, не читаю и настроение скверное. Довольствуюсь только радио.
2 февраля был в студии «Диафильм»,
заключил договор на «Волшебника».
В глазу меня беспокоит какое-то мутное пятнышко, в непод[ходящие] моменты заслоняющее зрение. Пускаю «дионин», он, кажется, рассасывает…