Но для начала нужно было встретить и уничтожить Цезаря Октавиана. В самом Риме симпатии народа разделились между двумя соперниками, и уличные мальчишки дрались между собой одни за Антония, другие за Цезаря. Зиму 33/32 года до н. э. Антоний и Клеопатра провели в Эфесе, который стал пунктом сосредоточения его армии. Оттуда в 32 году до н. э. она двинулась на Самос и Афины. Из Афин Антоний послал Октавии в Италию письмо о разводе. Пока у него оставалась законная жена, помимо Клеопатры, греко-римский мир мог считать Клеопатру только лишь его любовницей. Развод с Октавией должен был дать Клеопатре законное положение. В ответ Октавиан отобрал у весталок завещание Антония, которое те хранили, и огласил его распоряжения в пользу Клеопатры и ее детей, чтобы настроить римлян против соперника. После этого он официально объявил войну во имя Рима против царицы Египта[720].

Множество выдающихся римлян встали на сторону Антония, и их можно было встретить среди окружения Антония и Клеопатры в Эфесе или Греции. Многие из них верили, что для успеха в предстоящей борьбе Антонию необходимо временно расстаться с Клеопатрой, и они открыто говорили, что хорошо было бы царице покинуть театр военных действий и вернуться в Египет. Такое мнение всегда приводило Клеопатру в ярость. Ее поведение в то время неоднократно заставляло отчаиваться друзей Антония, они переставали верить в успех его дела и переходили на сторону Октавиана. Удивительно, что такая умная женщина не проявила особой ловкости, чтобы расположить к себе тех людей, чью помощь было важно сохранить. Пожалуй, в тот момент ее рассудок поддался опьянению власти — ей не хватило рассудительности, чтобы выдержать стресс, связанный с таким ошеломительным успехом. Кроме того, нужно помнить, что постоянные пирушки с Антонием и его собутыльниками могли в конечном итоге притупить остроту ее ума и лишить сдержанности. Возможно, когда Гораций говорил о том, что ум Клеопатры в те дни был «спутан из-за мареотидского вина», он пользовался сведениями из первых рук. Эта тридцатисемилетняя левантийка, чья жизнь была наполнена безудержными излишествами, наверняка стала более грубой и не такой приятной для глаза, как та очаровательная девушка двадцати одного года, которая завоевала сердце великого Юлия.

Решительный удар был нанесен в сентябре 31 года до н. э. — в морской битве при Акциуме. Во флоте Антония было шестьдесят быстроходных египетских галер, и царица находилась на борту одной из них. Целью Антония и его сил, сосредоточенных в Амбракийском заливе, был прорыв блокады, которую устроил им флот Цезаря, владевший морем у входа в залив. Битва велась в устье залива, египетские корабли стояли в резерве позади кораблей Антония. Вергилий позднее рассказывал о том, как царица созывала свои силы «систром своей родной земли», священной трещоткой, с которой обычно изображалась богиня Исида. Разразившаяся битва для него была борьбой между полуживотными богами Египта — шакалоголовым Анубисом и прочими — и благородными божествами Рима — Нептуном, Венерой и Минервой. Действительно, 2 сентября 31 года до н. э. в последний раз в истории Древний Египет, Египет, поклонявшийся Амону-Ра и Птаху, Осирису и Исиде, Анубису и Тоту, выступал на поле боя как суверенное государство. Его войска вела царица не египетской крови, а войска, что были на кораблях, как и вся египетская армия, в основном состояли из людей македонского и греческого происхождения, но большинство гребцов наверняка были туземными египтянами, да и египетские греки уже привыкли взывать к древним богам страны. Возможно, кличи, обращенные к Хору и Менту на туземном языке Египта, сотрясли воздух, когда шестьдесят кораблей выстроились в боевой порядок, — те звуки, которые раздавались перед тысячами битв на протяжении прошедших сорока веков, но больше уже никогда не прозвучат в сражениях человечества.

В разгар боя египетская эскадра прошла сквозь линию кораблей Антония, но, вместо того чтобы вступить в бой с врагом, ушла с попутным ветром на юг. Антоний на одном корабле немедленно оставил битву и последовал за ними. Согласно традиционному мнению, основанному на сведениях, содержащихся в сочинении Плутарха, это был акт чудовищной измены со стороны Клеопатры: она увидела, что ход сражения изменился не в пользу Антония, и вышла из борьбы за его интересы, пока у нее еще была надежда заключить перемирие с победителем на выгодных условиях, а со стороны Антония — проявление безрассудной страсти: увидев бегство Клеопатры, от любви он позабыл обо всем на свете. Исходя из описания битвы, которое оставил Дион Кассий, современные авторы считают, что на самом деле ее уход был запланирован и заранее согласован между царицей и Антонием. Антоний понял, что положение его сухопутных войск безнадежно и что последний оставшийся у него шанс — это прорваться в открытое море с теми кораблями, которым это удастся, и вернуться в Египет для передышки и сбора новых сил.

Если Марк Антоний и питал эти надежды, события показали всю их несбыточность. Антоний и Клеопатра вошли в александрийскую гавань, украсив шестьдесят кораблей, как будто они одержали великую победу, чтобы обмануть народ, пока войска снова не овладеют городом. Они вернулись к прежним кутежам, но в ожидании неминуемого конца. Общество «Неподражаемых гуляк» превратилось в общество Synapothanoumenoi, «Тех, кто умрет вместе». Войска Антония в соседних странах — Киренаике, Сирии — перешли на сторону Октавиана. При дворе обсуждались безумные планы: высадиться с войском в Испании и поднять западные страны против Октавиана, найти убежище в глухих местах на юге, в Эфиопии, в далекой слоновьей стране, проплыв вверх по Красному морю.

Клеопатра даже приказала доставить несколько судов из Средиземноморья через Суэцкий перешеек, чтобы бежать по Красному морю, но римский правитель Сирии, который оставил Антония и перешел на сторону Октавиана, убедил набатеев Петры напасть на корабли, сжечь их и таким образом сорвать авантюрный план. Эта история случайно проливает свет на то, что канал, проложенный Птолемеем II и соединяющий Нил с Красным морем, был непроходим для крупных судов или поздние цари династии позволили ему прийти в негодность, возможно из-за того, как предполагает Магаффи, что путь вверх по Нилу в Коптос и оттуда по суше через пустыню в Беренику или Миос-Гормос считался более практичным и безопасным, чем водный путь по Красному морю.

В 30 году до н. э. Октавиан Август со своей армией вошел в Египет из Сирии. Пересечь границу, бывшую непроходимой преградой для Пердикки и Антигона, на этот раз не составило труда. У Антония не было надежного войска, чтобы защищать ее. Октавиан взял Пелусий; считается, что тамошний египетский комендант Селевк не оказал большого сопротивления. Когда армия Октавиана встала у Александрии, царица, взяв некоторые сокровища и двух прислужниц — Хармион и Ираду[721], которые занимались ее маникюром и прической, — заперлась в прочной гробнице где-то в Александрии и дала Антонию понять, что совершила самоубийство. Тогда Антоний бросился на меч, но не сумел убить себя, и Клеопатра со своими служанками втащила его, тяжело раненного, в гробницу. Конечно, мы никогда не узнаем о том, что произошло внутри, кроме того, что впоследствии решили рассказать Клеопатра и ее служанки. Ворвавшись в гробницу, римляне нашли мертвое тело Антония. Плутарх душещипательно описывает последние слова влюбленных, но нужно помнить, что шансы Клеопатры на заключение выгодного мира с Октавианом увеличились бы после того, как Антоний будет убран с дороги, и она, видимо, постаралась обманом вынудить его покончить с собой.

Октавиан победно вошел в Александрию 1 августа 30 года до н. э. Он вступил в переговоры с царицей, которая тогда уже вернулась из гробницы во дворец Птолемеев. Потом рассказывали, что сорокалетняя Клеопатра пыталась в третий раз повторить былой успех и пленить владыку римского мира, но ее попытка разбилась о холодное благоразумие молодого Октавиана Августа, хотя святым он не был. Однако вполне допустимо, что это было придумано позднее, когда о царице Клеопатре уже сложились легенды, где она традиционно представлялась великолепной блудницей. Точно можно сказать только одно: эти двое сошлись, словно два опытных актера, стараясь произвести впечатление друг на друга. Вполне вероятно, что Октавиан желал выставить прославленную царицу напоказ перед Римом, провести пленницей за своей триумфальной колесницей и что именно поэтому он хотел помешать ей совершить самоубийство. Ее конец навсегда окутан тайной. Известно только, что однажды Клеопатру обнаружили мертвой в царском одеянии — быть может, в том, которое она надевала в качестве Новой Исиды. За несколько недель в Риме разошлись слухи[722] о том, что она приказала тайно доставить одну или двух гадюк[723], которые ее и укусили. Согласно преданию, Ираду тоже нашли мертвой у ног госпожи, а Хармион была тогда при последнем издыхании. Змей никто не видел, но рассказывали, что на теле царицы найдены мелкие отметины, свидетельствовавшие о том, как именно она умерла. Позднее ее личный врач Олимп обнародовал рассказ о ее последних днях, и история Клеопатры в том виде, в каком мы ее знаем, могла быть взята из его сочинения. Но нам неизвестно, для чего Олимп написал ее: чтобы рассказать правду, поразить читателей эффектной историей или угодить римлянам[724].

Еще оставался жив семнадцатилетний юноша, носивший великие имена Цезаря и Птолемея, — наследник Птолемея, сына Лага, по матери и единственный признанный сын Юлия Цезаря. Он уже носил титул царя Египта Птолемея XIV. Перед смертью Клеопатра послала его с греческим наставником в Беренику на побережье Красного моря. Человек, носивший имя Цезаря по праву приемного сына, послал за ними и заманил назад в Александрию — возможно, из-за измены или глупости наставника, — и затем тут же предал своего ненужного кузена смерти. Так история Птолемеев, начавшаяся с единственного законного сына Александра Великого, убитого на тринадцатом году жизни, закончилась убийством единственного законного сына Юлия Цезаря на восемнадцатом году, и у них обоих, как мне кажется, есть далекий товарищ по несчастью, единственный законный сын Наполеона, третьего великого завоевателя, Орленок, который умер на двадцать втором году жизни, находясь практически в плену.

Троих детей Клеопатры от Антония — Александра Гелиоса, Клеопатру Селену и Птолемея Филадельфа — отправили в Италию, где они росли у Октавии, которая брала детей от всех жен Антония под свое крыло. Когда Клеопатра Селена выросла, она вышла замуж за нумидийского принца Юбу, который не только получил греческое образование, но и прославился в свое время как автор многочисленных сочинений, написанных на греческом языке, и человек широкой книжной эрудиции. Римляне сделали его царем Мавритании (Марокко), когда трон этой страны опустел, так что с 25 года до н. э. примерно до рождения Христа царица Клеопатра правила на противоположном от Египта конце североафриканского побережья. По словам Диона Кассия (LI.15.6), Октавиан «дал Александра и Птолемея Юбе и Клеопатре», и, вероятно, это означает, что Клеопатра взяла двух братьев с собой в Марокко[725]. Сын Юбы и Клеопатры по имени Птолемей унаследовал трон Мавритании примерно в 23 году н. э., но пал жертвой ревности Калигулы в 40 году, потому что носил пурпурную мантию, которая оказалась более заметной, чем у самого императора в римском амфитеатре. Калигула отправил его в изгнание и приказал убить по дороге. Последний известный истории царь Птолемей не оставил потомков. Хотя он был царем не Египта, а Марокко и нумидийцем по отцовской линии, его имя свидетельствовало о том, что через мать он был потомком македонского вождя, который за триста лет до его рождения затеял удивительное предприятие и основал греческое царство в полной чудес нильской стране. После того как Александра Гелиоса и Птолемея Филадельфа отдали Юбе и Клеопатре, мы больше о них ничего не слышим. Если они выросли и оставили потомков, то те затерялись в густом мраке. Вероятно, когда царь Птолемей пал убитым у дороги, генеалогическое древо Птолемеев уже не давало миру новых ветвей.

После убийства Птолемея Цезаря Октавианом Цезарем в 30 году до н. э. Египет стал провинцией Римской империи. Он, так сказать, вернулся в то состояние, в котором находился на протяжении нескольких лет в составе державы Александра Великого, состояние, из которого в предыдущие триста лет Птолемей I снова вывел его в ряд независимых государств — хотя и под властью чужеземных владык. Однако Египет кое в чем был не похож ни на одну другую провинцию, так как Октавиан, ставший после января 27 года до н. э. Октавианом Августом, сделал эту богатую страну своим личным имением и запретил кому-либо из сенаторов даже ногой ступать на египетскую землю без его особого разрешения. Место царей из династии Птолемеев заняли римские императоры, обычно пребывавшие далеко в Италии, хотя туземные египтяне еще триста лет продолжали изображать чужеземных правителей на стенах своих храмов в виде египетских фараонов, воздающих почести древним божествам страны.