И я клянусь своими дочерьми, что в Мексике мы ничего не принимали.

Поэтому, когда Вальдано пришел ко мне за объяснениями, его голова была забита тем, что ему рассказал Пассарелла про наркотики. Он также собирался прочитать мне лекцию, утверждая, что я не могу делать того, этого, пятого и десятого… Я сразу его перебил и сказал:

– Остановись, Хорхе, черт бы тебя побрал! Ты на чьей стороне? Получается, слова Пассареллы – правда, а мои нет?

На что Вальдано ответил:

– Ну хорошо, расскажи мне.

Но я уже успокоился:

– Нет, подожди, давай устроим еще одно собрание.

Мы пошли в столовую, потому что на базе не было другого места, где мы могли бы поговорить. И на том собрании, в присутствии Пассареллы, я рассказал все, что знал о нем, и снова воцарилась глубокая тишина. Он уже не реагировал. Куда ему там реагировать, если у него было реакции меньше, чем у полена! Пассарелла не знал, что мне достали распечатку международных звонков, которые должны были оплачивать все мы, но в действительности звонил только он.

– Посмотрим, раз такое дело… Две тысячи песо за телефон, которые мы должны заплатить в складчину, потому что никто не берет их на себя, чьи это звонки?

Никто не возмутился и не ответил, некоторые смотрели в пол… Стояла полная тишина. Пассарелла не знал, что в те времена у телефонных счетов в Мексике имелась маленькая особенность: они приходили с номерами… И на тех счетах стоял номер этого сукиного сына! Он зарабатывал два миллиона долларов и жмотился из-за двух тысяч.

Тогда все взорвалось. Потому что я мог заплатить, и если бы захотел, то я бы все оплатил один, но у Пассареллы тоже были деньги, а он заставлял нас скидываться на то, чтобы оплатить его счет. И пребывал в уверенности, что мы его не разоблачим. «Слушай, Пассарелла, обрати внимание: здесь все звонки твои. Нет ни одного моего звонка в Неаполь, ни одного звонка Вальдано в Мадрид, ни одного звонка никуда больше… Они все твои».

И тогда команда перешла на мою сторону. Рядом с нами находился монстр – тип, который зарабатывал два с половиной миллиона песо и хотел заставить нас оплатить его расходы. Монстр, наглец. В тот день соотношение между «марадонцами» и «пассарельцами» стало 21 против 1. Эль Боча разговаривал с ним, но он был немного не в себе… Все остальные – на моей стороне. Представь себе, Браун, даже команды не было у этого типа… Ислас, Пумпидо, даже Селада в очереди стояли, чтобы его ударить.

Пока не выскочил Вальдано и не закричал Кайзеру: «Ах ты, дерьмо!»

И все сломалось. Тогда у него началась диарея, месть Монтесумы, хотя на самом деле она была у всех нас. Потом у него было растяжение и он уже не играл на чемпионате, вот правдивая история. Тогда команда поняла, что Пассарелла не хотел играть.

Мы сходили навестить его, чтобы составить ему компанию и даже поиграть с ним в карты, поскольку он плохо себя чувствовал, хотя нам всем было плохо. Я спрашивал у Паскулли: «Как ты ходишь в туалет, Педрито?» И он отвечал: «Постоянно бегаю». И так все. Пассарелла этим воспользовался. Ему сделали прививку, привезли через два дня, и тогда, перед дебютной игрой против Южной Кореи, он потянул икру! Да, потянул.

Ну хоро-о‑ош!

Мы хотели пойти за ним в раздевалку, чтобы убить его. Пассарелла был предателем: помимо того, что он пытался заставить ребят оплатить его звонки, он не желал играть с товарищами, которые, помимо прочего, ходили навестить его. И оказалось, что на разогреве в спокойном ритме… он потянул икру?

Вранье!

Потом Пассарелла даже поехал загорать в Акапулько. И был один ловкач, который повесил его фотографию с женой на доске, где позже Билардо проводил техническую консультацию перед матчем с Англией, с этими стрелочками, от которых не было никакого толка. Сегодня, если бы у Даниэля была возможность спросить у ребят, каждый бы ответил, что он ошибся. И также они бы сказали, что в этот момент меноттизм и билардизм умерли. Или же стали одним целым, потому что споры закончились. Те, кто защищали Менотти, также защищали и Билардо. Да ведь что бы мне сказал Билардо? «Играй по левому флангу», «играй по правому флангу», «играй свободно»… То же самое мне говорил Тощий.