Поэтому я сказал в свое время, что Пассарелла не играл как «меноттист». Он пытался вносить раскол, когда, напротив, единственное, что нам следовало сделать, – это объединиться. Различия были очевидны: Тощий Менотти подводил итог матча в двух словах, а Билардо требовалось отправить тебе 10 видео, чтобы объяснить одну атаку. Но нас всех там объединяла одна цель, и с выпендрежем нужно было завязывать.
Заявленными меноттистами являлись Пассарелла, Эль Боча, Вальдано. Их было немного, так как Билардо хорошо позаботился о выборе футболистов, которые не играли до этого с Менотти, кроме некоторых исключений, которые обязательно должны были присутствовать. Руджери являлся одним из таких исключений, но как бы Билардо оставил его, настоящего гиганта, за бортом?!
Я тоже был среди исключений, Билардо выбрал меня, и единственное, о чем я думал, – это финальная цель. Мне все еще причиняла боль мысль о том, что я пропустил чемпионат 1978 года и вылетел из чемпионата-1982. Единственное, чего я хотел, – чтобы сборная Аргентины стала чемпионом мира. Все остальное в тот момент представлялось второстепенным, глупостями. Однако нечто витало в воздухе, пока не начались собрания.
Он пытался вносить раскол, когда, напротив, единственное, что нам следовало сделать, – это объединиться.
Собрания в Боготе и Барранкилье выиграли мы. С того момента исчезли и меноттисты, и билардисты. Мы были уставшие и хотели вернуться в Мексику. До четырех утра меняли билеты, бок о бок с «Преподом» Эчеваррией, который понимал нас как никто другой.
Понял, болтун?
Мы организовали несколько собраний, чтобы проанализировать, как мы видели команду, и обсудить, все ли было в порядке. Мы хотели понять, нужно ли нам что-нибудь, требуются ли нам еще тренировки и заняться ли «Преподу» кем-нибудь, кому не хватало самого футбола или физической работы. Команда нуждалась во всех этих собраниях, которые мы периодически проводили, чтобы стать еще сильнее. Мы все организовывали сами. Все остальные, в том числе тренерский состав, – из-под палки.
Но то собрание Пассареллы, которое мы называем его именем, состоялось в Мексике, на базе, как только мы вернулись из того турне. Именно оно все расставило по своим местам.
Я уже рассказывал эту историю в книге «Я – Диего народа», чтобы больше не говорили всяких глупостей, и расскажу ее снова, с некоторыми деталями. Потому что мне наносили удары куда угодно, но только не по памяти.
Дело было так. Я опоздал на 15 минут, не помню куда, вместе с другими «бунтарями». Да, по мнению Пассареллы, мы являлись бунтарями: я, Паскулли, Батиста, Ислас… Мы вышли, у нас было свободное время. Опоздали на 15 минут! Тогда нам пришлось выслушать речь Пассареллы с диктаторскими нотками, как раз в его стиле: как это капитан опаздывает и так далее.
Пока он говорил, я чувствовал огромное напряжение, но тем не менее я вытерпел – позволил ему высказаться. «Закончил?» – спросил я его. «Да», – ответил он самодовольно. «Хорошо, тогда давай теперь поговорим о тебе», – сказал я.
И я все рассказал перед командой: кем он был, что он сделал – все, что я знал о нем. Я предпочитаю быть наркозависимым, как бы это ни было больно, чем корыстным человеком или плохим другом. Про плохого друга я говорю из-за истории, после которой я отдалился от этого человека и с помощью которой сформировал у остальных представление о настоящем Пассарелле. Когда он был в Европе, все говорили о том, что он ездил в Монако, чтобы встретиться с женой своего товарища из сборной Аргентины. Пассарелла поступал так, а потом в раздевалке «Фиорентины» рассказывал об этом как о подвиге! Я узнал об этом от Пекки, говорившем: «Он не может делать такие вещи и тем более рассказывать о них всем подряд, Диего!» На самом деле его почти никто не выносил.
В итоге разразился скандал, большой скандал! Потому что в той сборной, надо сказать, было две группы. С одной стороны – те, кто поддерживал Пассареллу, его банда. В нее входили Вальдано, Бочини и еще несколько человек. Пассарелла промыл им мозги, и поэтому они говорили, что мы опоздали, потому что принимали наркотики и все такое. Конечно, те, кто принимал наркотики, были мы, моя группа.
Тогда я сказал ему:
– Хорошо, Пассарелла, я признаю, что принимаю, хорошо…
Вокруг нас – гробовая тишина.
– Но здесь дело в другом: я ничего сейчас не принимал. Ничего я сейчас не принимал! А ты к тому же впутываешь других людей, ребят, которые были со мной… И они тут ни при чем, понял, болтун?
Единственная правда заключалась в том, что Пассарелла сеял раздор и придумывал невесть что, вставлял нам палки в колеса. Он хотел завоевать команду, с тех пор как потерял место капитана и позиции лидера, ему это было как кость в горле. Пассарелла был хорошим капитаном, я всегда говорил. Но я сам его сместил, поскольку великим капитаном, настоящим капитаном, был, есть и будет Диего Марадона.
После этого Пассарелла постоянно вовлекал меня в неприятности. Он уцепился за Вальдано, очень умного типа, которого все слушали, – даже я мог находиться с ним несколько часов подряд, и не вставить ни единого слова, – и вбил ему в голову, что я всех подсаживал на наркотики. Я всех подсаживал на наркотики! Тогда я встал посреди того собрания и от своего имени, а также от имени всех моих товарищей закричал:
– Здесь никто не принимает, старина, никто!