– Где дневник?
Фогель слегка повернулся, не открывая глаз:
– Всему свое время, моя дорогая.
– Я твое условие выполнила. Теперь твой ход.
– Я его сделаю, не волнуйся.
– Нет, я не могу не волноваться, – возразила она. – Почем мне знать, а может, ты собираешься меня надуть?
– Твоя редакция получила одну из страниц, и вы убедились, что она подлинная.
– Это была всего лишь фотокопия, а теперь мне нужно все остальное.
Фогель лениво приоткрыл веки и посмотрел на отражение Стеллы в зеркале. Она была возбуждена, и ее можно было понять.
– Но ведь почерк совпал с почерком Анны Лу.
– Скажи хотя бы, что там, в этом треклятом дневнике?
– Тайны, которые не доверяют никому, – намеренно торжественно произнес Фогель.
– У Анны Лу были отношения с мужчиной много старше ее? – допытывалась Стелла, надеясь уловить по малейшим изменениям мимики Фогеля подтверждение такой странной гипотезы.
– Всякий раз, когда мы видимся или разговариваем, ты пытаешься заставить меня что-то тебе открыть. Но ты из меня слова не вытянешь, пока я не увижу красного огонька телекамеры.
– Я
Никакого не имеет, но у Фогеля не было ни малейшего намерения это открывать. Тетрадка Анны Лу было всего лишь поводом встретиться с Мартини лицом к лицу. Он уже знал, что сделает, когда будет в эфире. Он извинится перед Мартини от лица полиции, признает собственную ошибку и тем самым вызовет замешательство у своих боссов, у тех самых ублюдков, которые его бросили. Хорошо бы, если бы после этого Мартини его публично простил. Преследователь и преследуемый смогут обнять друг друга в слезах – публика всегда обожала такие сцены примирения. Дневник Анны Лу станет главным лакомством вечера. А Фогель прочтет то место, где Анна Лу пишет об Оливере и о букве «о», которую в знак любви начертила у себя на запястье. Кто знает, может быть, редакция Стеллы умудрится напасть на след таинственного юноши. Его свидетельство по телефону в прямом эфире станет кульминацией вечера.
Но Хонер, ничего не знавшая о его планах, явно била копытом.
– Я в любой момент могу все отменить, – пригрозила она. – Никакой прямой трансляции, никакого учителя. И всю вину свалю на тебя.
Фогель рассмеялся.
– Он сразу согласился, – сказал он, намекая на Мартини. – Я удивлен.