– Моим пациентам больше, чем лекарства, нужен кто-нибудь, перед кем можно выговориться.
– Бьюсь об заклад, что вы всегда находите нужные слова, наверное, отчасти потому, что всех их хорошо знаете и они легко идут с вами на контакт.
Полицейский был прав. В беседах с пациентами Флорес был мастером: он умел слушать и никогда не давил на собеседника, не выходил из себя. А голоса он вообще не повышал, даже когда отчитывал за что-нибудь собственных детей. Ему нравилось, что его считают человеком уравновешенным, а сам себя он с удовольствием определял как сельского врача из горной местности, как те лекари стародавних времен, которые врачевали прежде всего души своих пациентов, и те справлялись с любыми болезнями.
– Может быть, они не просто несчастливы. Может быть, излишняя безмятежность лишает страха смерти. Вы не задумывались над этим?
– Вполне возможно, – согласился врач. – А вам когда-нибудь приходилось испытывать страх смерти, спецагент Фогель?
В его вопросе таилась провокация. Ему надо было вернуть собеседника к той реальности, где на нем была запачканная кровью одежда и, несомненно, имелся мотив сюда вернуться.
– Когда вокруг тебя постоянно чужие смерти, о своей как-то не задумываешься, – с горечью сказал Фогель. – А вы часто об этом думаете?
– Каждый день, вот уже тридцать лет. – Он постучал себя по груди. – Три шунта.
– Инфаркт? В таком молодом возрасте?
– Тогда я уже был отцом семейства. Я знаю, что это ничего не значит, но, когда на тебе лежит большая ответственность, молодость – всего лишь деталь, частная подробность. Благодарение Богу, что я выжил после филигранной двенадцатичасовой операции и теперь должен всего лишь пить лекарства и время от времени проходить контрольное обследование.
Флорес всегда был склонен преуменьшать значение этого эпизода своего прошлого: не желал признать, насколько глубокий след он оставил. Но ночь, когда все изменилось, отодвинет на задний план все события его прошлой жизни, в том числе и это.
В дверь постучали. Психиатр не пригласил войти того, кто стучал. Вместо этого он сам вышел из комнаты. Стук был условным сигналом. Но Фогель, казалось, не придал этому значения.
В коридоре нетерпеливо расхаживала взад и вперед прокурор Майер.
– Ну что? – спросила она, увидев Флореса.
– У него чередуются моменты ясности сознания и моменты, когда он выключается из действительности.
– Но он притворяется или нет?
– Не все так просто, – объяснил Флорес. – Он завел длинный рассказ о событиях, связанных с делом Анны Лу Кастнер, и я даю ему выговориться: думаю, в конце рассказа мы доберемся до ночной аварии.
Впрочем, не рассказа, а скорее исповеди. Но этот вывод психиатр пока держал при себе.
– Будьте начеку: Фогель – искусный манипулятор.
– Если он говорит правду, ему нет нужды мной манипулировать. Пока мне не показалось, что он врет.