— Да ты только глянь на него! Один его вид является доказательством, что он что-то задумал!

— Он чужой, нездешний, я сразу говорила, что надо гнать его куда подальше! Явился накануне зимы, стучится во все дома, просится перезимовать — ну разве может нормальный человек так поступать? И почему он с весной не ушел? Мы все говорили Тому, что не стоит быть таким добрым, а он, дурачок, только отмахивался! И что теперь с ним сталось?! Кстати, Стивен, вы внимательно смотрели? Может, в доме есть что-то от нашего Томаса?

— Только его личные вещи и топор.

— Ну вот! Тома уже неделю нет, топор его дома стоит — значит, он не мог никуда уйти! Это ли не доказательство? У нас есть две улики, значит, мальчишка точно виновен!

— Я не виновен! — услышала я вымученный голос. Поднявшись на цыпочки, я вытянула шею, стараясь увидеть подсудимого.

Олли представлял собой жалкое зрелище: помятый, с синяком под глазом, со связанными за спиной руками. Несмотря на свое отчаянное положение, он гордо поднял голову и бесстрашно оглядывал толпу. На плече у него сидела взъерошенная птица, неловко подгибающая крыло. Мне было очень жалко молодого человека, но пока что я не видела ни малейшей возможности помочь ему.

Подсудимый воспользовался минутой, когда жители Бонема чуть притихли, и в очередной раз попытался доказать всем свою невиновность.

— Да что с вами всеми такое?! Как я могу быть виноватым в исчезновении господина Доусона, и каким образом мои взрывы вообще вяжутся со всем этим?! Да, может, я и немного со странностями, но я никак не убийца! Боги былые и грядущие, да посмотрите вы на меня, а потом подумайте головой — разве может такой заморыш убить лесоруба?! Даже ребенку понятно, что я просто физически не смогу убить кого бы то ни было! Пораскиньте же мозгами, прошу вас!

— Народ, не верьте ему! — заорал кто-то из первых рядов. Я легко узнала этот рев — это был тот самый бугай, что приходил вчера за Олли. — Мы оттащили его к Аластору в кузню, оставили там на ночь, но Стивен решил проявить сострадание, не стал связывать этого засранца — а зря! Я остался его караулить, но уже к полуночи меня совсем сморило. Этот же гаденыш взял да смыться решил! Не знаю, как я не проснулся от его шагов, но очнулся я уже когда Гекс успел далеко удрать. Чуть не упустили его! Слава богам минувшим и грядущим, этот мерзавец решил в дом Тома сначала заглянуть, мы его буквально на пороге взять успели. Вот вам еще одна улика против него! Невиновный не стал бы устраивать побега!

Я почувствовала, как что-то внутри меня оборвалось. «Олли же именно за мной направился, решил прихватить меня с собой! Если бы не я, он бы сумел удрать, и его бы ней поймали!»

Снова подтянувшись, я еще раз посмотрела на подсудимого. Какой же он несчастный! Весь взъерошенный, побитый, я только сейчас обратила внимание, как его «воспитывали» охранники. От слов грозного крепыша толпа заволновалась пуще прежнего. Мои шансы на удачный исход дела растворялись буквально на глазах, с каждым новым выкриком ненависти я теряла последние остатки храбрости.

Тем временем староста воскликнул:

— Я предлагаю голосование! Кто за то, чтобы признать его виновным?

В воздух взметнулся настоящий лес рук. Я оглянулась по сторонам, и едва не взвыла от отчаяния. «Все, это конец! Они теперь точно прикончат бедолагу! Теперь остается надеяться только на чудо! Как я смогу потянуть время, когда они уже все решили, и готовы хоть сейчас разорвать Оливера на части?!».

Пересчитав голоса жителей деревни, мужчина добавил:

— Тут и так все понятно, но все равно, регламент требует — кто за то, чтобы признать его невиновным?

Понимая всю абсурдность ситуации, я подняла руку. Оказалось, что она не одинока — вместе со мной проявили сострадание еще три человека. Капля в море! Четыре человека против ста пятидесяти — естественно ясно, кто тут победит.

Из последних сил я старалась придумать, что же мне делать дальше, но из-за страха и паники мысли как будто отказывались формироваться в идеи. Вдруг я услышала вымученный вздох и звук удара. Резко повернувшись к несчастному парню, я не удержалась, и взвизгнула от ужаса — в него полетели первые камни. Смотреть на изымания над невиновным я не смогла.

Я принялась расталкивать толпу, протискиваясь к подсудимому. Вслед мне летели недовольные возгласы, но люди все-таки пропускали меня вперед. Толпа не слушала какую-то жалостливую девчонку, те, кто стоял в ближе всех к крыльцу, продолжали закидывать свою жертву. Откуда они вообще взяли камни? Наконец, после нескольких минут работы локтями, я вывалилась на свободную площадку перед домом старосты, где стоял Олли. Я встала перед беззащитным юношей, стараясь не представлять, как глупо я выгляжу. Однако такой шаг дал свои результаты: жители Бонема слегка опешили, они не ожидали, что кто-то вот так вступится за убийцу. Мне было безумно страшно, но язык, как будто почувствовав свободу, работал, как помело.

— Что вы делаете?! Прекратите! Как можно так мучать человека?! Ему же больно, его и так побили, а вы камнями в него кидаетесь! Как вы смеете швыряться камнями в беззащитного человека?! Он же связан, а вы пользуетесь тем, что бедняга постоять за себя не может! Посмотрела бы я, как вы на его место попали! Люди, очнитесь! Вы себя слышите вообще?! Вы собираетесь убить этого человека за то, что он не совершал! Неужели вы верите, что этот мальчишка может убить кого-то? Да его даже ребенок побьет, он же скелет ходячий! И вы хотите сказать, что он повинен в исчезновении Томаса Доусона?! Он же лесоруб, он человек, привыкший к физической работе! Скажите уж честно, что вам просто не нравится Олли, вот вы и захотели прикончить паренька! Оливер Гекс виноват только в том, что вовремя не сделал ноги из этого захолустья!