– Пусть бегут, – сказал старейшина. – Обратно они не вернутся, звери не любят огонь. Ты очень хитра, Менелан. Только женщина могла выдумать такое коварное средство!
– Скорее, подлое, – тихо пробормотал брат Рикарду.
Но Анна, сидевшая рядом, услышала. Уставилась на него неодобрительно, но монах, погрузившись в свои мысли, не замечал этого красноречивого взгляда. Тогда она приблизилась и зашептала прямо в ухо:
– Осторожнее! Они теперь как потревоженный пчелиный рой, не надо раздражать людей почем зря.
Он лишь кивнул в ответ. Анна, конечно, права. Злоба ослепляет, превращая человека в подобие раненого дикого зверя. Тот, кто сейчас хотя бы покажет намерение помешать, вызовет на себя гнев каждого из них.
Брат Рикарду окинул взглядом собрание. Возбужденные голоса, опасный блеск в глазах. То и дело кто-то вскакивает с места, охваченный нетерпением. Идея Менелан захватила всех, каждый хотел поучаствовать, горя предвкушением большой охоты. Монаху не нравилось видеть их такими, но уйти он тоже не мог, знал – заметят, вспомнят потом, когда улягутся страсти, что в важный для деревни день он отделился ото всех, а значит, так и остался чужаком и не заслуживает доверия.
«Но ведь мы братья по вере теперь, – рассуждал брат Рикарду, поздней ночью возвращаясь в свой дом. – Пусть их лица не похожи на мое, а обычаи дикие и странные, но ведь они такие же потомки Адама, как и я».
Стоила ли жалость к эбу гого того, чтобы разочаровать людей, пустивших их с Анной в свои дома, разделивших с ними не только хлеб, но и свои горести и радости? Определенно нет. Нельзя проявлять слабость: если во имя правого дела нужны жертвы, то они будут принесены. Спасение человеческих душ во сто крат важнее жизней каких-то человекоподобных обезьян, важнее всего на свете. Об этом следует думать, но почему же так тяжело на сердце?
Той же ночью женщины положили неподалеку связки соломы и ветошь, щедро пропитанную маслом, для верности разбросав рядом побольше лакомых кусочков. Как они и рассчитывали, после восхода солнца от приманки не осталось ни крошки. Надеясь, что колония эбу гого собралась в пещере и все утро будет делить богатую добычу, охотники спешно отправились в путь.
Но и другие не желали пропускать столь увлекательное зрелище. Следом за охотниками вышли молодые женщины, несколько детей постарше – матери мудро рассудили, что нет смысла им запрещать, все одно попытаются тайком пробраться к пещерам, пусть уж лучше будут под надзором взрослых. Их сопровождали мужчины, чьи годы не позволяли участвовать в охоте, но здоровья и сил еще хватало на долгую прогулку.
Проповедники тоже присоединились к ним – брат Рикарду не смог усидеть в деревне, Анна же не захотела оставлять его без присмотра, вдруг в сердцах натворит глупостей.
Шли торопливо, боясь сильно отстать от быстроногих охотников и все пропустить. Стояла чудная ясная погода, солнце еще невысоко поднялось над вершинами гор и не успело раскалить воздух. Лес дышал прохладой, а на открытых склонах легкий ветерок приятно освежал путников. Птичьи трели и стрекот цикад сливались с голосами женщин и детским смехом.
Со стороны могло показаться, будто эти люди собрались на долгожданный веселый праздник, а не поглазеть на бойню. Впрочем, казнь всегда была желанным развлечением для зевак. И, глядя на оживленно переговаривающихся туземцев, брат Рикарду в который раз подумал, что, в сущности, люди везде одинаковы, живут ли они в замках или в хижинах, крытых банановыми листьями.
Путь оказался долгим, да еще добрую его часть приходилось подниматься по склону горы, который не всегда был пологим. Отвыкшему от длительных переходов брату Рикарду пришлось нелегко, его спутница тоже утомилась, хоть старалась не показывать этого. Постепенно началась жара, превращая каждый крутой подъем в настоящее испытание.
Но туземцам все было нипочем. Казалось, карабкаться по горным тропам для них было все равно что для брата Рикарду прогуливаться по ровной вымощенной дороге – никто из них даже не запыхался. Женщины по-прежнему тараторили без умолку, то и дело прикрикивая на норовивших убежать далеко вперед сорванцов. Мужчины говорили о своих делах или спорили, получится ли выкурить эбу гого насовсем, и кто из охотников окажется самым удачливым.
Когда монах хотел было уже сдаться и устроить привал, пусть даже пришлось бы отстать от других, впереди показалась тонкая струйка дыма, косо тянувшаяся в небо. Туземцы встретили это зрелище взволнованными выкриками и поспешили туда, благо, до пещеры оставалось совсем немного. Мгновенно забыв об усталости, брат Рикарду прибавил шаг.
Прежде чем увидеть происходящее, он различил крики. Даже издали в них слышались боль и леденящий кровь ужас; эти звуки, так похожие на человеческие голоса, отдавались дрожью в нервах, вызывая желание повернуть назад и не приближаться туда, где творится страшное.
Брат Рикарду усилием воли подавил инстинктивный порыв немедленно бежать прочь и последовал за всеми, на ходу вглядываясь в лица. Он надеялся увидеть хоть намек на жалость или страх, но замечал только возбужденный блеск в глазах. Они предвкушали развлечение. Жизнь в горной деревушке, отрезанной от всего мира, не была богатой на события, и сегодняшний день для ее жителей выдался почти что праздником.
Наконец они вышли к подножью скалы, в недрах которой скрывалась та самая пещера. Охота была в самом разгаре. Под визг и улюлюканье эбу гого покидали свое убежище, пытаясь сбежать по почти отвесному склону. Охотники стреляли в них из сумпитанов, а то и просто швыряли камни. Существа срывались вниз, истошно вереща. Другие метались, ныряли обратно в норы, но дым становился все гуще и вновь выгонял их прямиком под ядовитые стрелы.
Снизу полетели мелкие камни – вооруженные рогатками дети тоже хотели принять участие в расправе. Матери ругались на них, боясь, что снаряды попадут в охотников. Пожилые мужчины с азартом обсуждали меткость своих сыновей. Брат Рикарду стоял чуть поодаль. Всеобщее веселье претило ему.